Курд Ласвиц - На двух планетах

Зальтнер прошел весь город и взошел на мост через Тальфер. Там, за рекою, жила его мать. Она на этот раз раньше, чем обыкновенно, перебралась в город из маленького домика в горах, в котором она жила летом. Он сам позаботился помочь ей переехать и отправился потом в небольшое научное путешествие. Что же случилось за это время?

Взойдя на мост, он увидел, что навстречу ему едет электрический экипаж. На подушках, в удобной позе, сидел под колоколообразном шлемом боценский инструктор, в котором Зальтнер узнал бывшего капитана «Метеора». Зальтнер отошел в сторону и стал к углубление, чтобы пропустить экипаж. Ехавшему впереди на трехколесном самокате марсианскому чиновнику расстояние показалось недостаточным, он махнул своим флажком и крикнул: — Удалитесь! Зальтнер не двигался с места. Он протянул вперед левую руку, сделал ей знак, который у марсиан обозначает: «Это меня не касается, у меня на это есть особое право», а затем крикнул на марсианском языке: — Проезжай, я старый друг твоего господина!

Марсианин не знал, как ему быть, и полагая, что имеет дело с марсианином, поехал дальше. Зальтнер, не имея желания встречаться с Оссом, повернулся и стал смотреть на реку через перила моста. Осс, поравнявшись с ним, крикнул:

— Что же это, Бат не может поклониться?

Зальтнер обернулся, подошел к экипажу и, приветствуя Осса по марсианскому обычаю, сказал:

— Я очень рад встретить старого знакомого. Как вы поживаете, Осс?

Осе сразу узнал Зальтнера. Его глаза сверкнули так, как если бы он хотел ими уничтожить Зальтнера. Но Зальтнер привык к глазам Нумэ. Этот неспокойный блеск был совсем не тот чистый взор Нумэ, который выражал нравственную волю и был способен подчинять себе сознание человека. Он выдержал взгляд, между тем как Осс надменно обратился к нему:

— Кто вы такой? Разве вы не знаете, что не можете подходить ко мне ближе, чем на шесть шагов, и не имеете права говорить со мною? Удалитесь сейчас же или…

Он выхватил из кармана телелитовый револьвер.

Зальтнер отступил на шаг, следя за каждым движением Осса, и громко сказал по-немецки (инструктор в немецкой области должен был его понимать):

— Вы, кажется, не хотите меня узнать. Разрешите помочь вашей памяти. Мое имя Иозеф Зальтнер. Я — почетный гость Марсианских штатов, по постановлению центрального совета, пользующийся всеми правами Нумэ. Вот мой паспорт сроком на два марсианских года, подписанный Иллем, протектором Земли. Будьте добры посмотреть, — паспорт еще не просрочен.

Он достал паспорт из кармана и подошел к самому экипажу. Оссу стоило большого труда сдерживать себя, но против этого документа он не мог ничего сделать. Он попытался засмеяться и сказал:

— А, так вы Заль — простите меня, что я вас не сразу узнал. Тогда, конечно, другое дело. Я очень рад вас видеть. Но почему же вы не зашли ко мне? Здесь на улице я должен быть очень осторожен…

— Я никак не мог допустить, что Осс, издавший такое распоряжение, был тем самым Оссом, которого я…

— Милостивый государь, вы говорите в недопустимом тоне.

— Это ничего не значит. Вы же знаете, что таким распоряжениям никто не станет подчиняться.

— Я не могу допустить никакого вмешательства в мои распоряжения. Я здесь единственный носитель власти и сумею устранить всякие возражения. Если вы вашим паспортом защищены от необходимости подчиняться этому моему распоряжению, то я могу, ведь, издать специальный приказ, касающийся вас. Заметьте это. Я имею основание подозревать вас в подстрекательстве к неисполнению правительственных постановлений.

Не дожидаясь ответа, Осс пустил в ход свой экипаж и уехал. Зальтнер насмешливо посмотрел ему вслед и пошел дальше. Через несколько минут он подошел к дому своей матери. Это был небольшой старый дом. Госпожа Зальтнер жила в нижнем этаже вместе со своей старой служанкой. Верхний этаж на зиму обыкновенно сдавался курортным посетителям, но сейчас был еще не занят. Зальтнер быстро прошел сени и открыл дверь в комнату. Там никого не было. Место у выходящего в сад окна, где его мать проводила большую часть дня, было пусто. Зальтнер испугался. Неужели она больна и лежит в постели? Он осторожно заглянул в спальню, но и там не было никого. Озабоченный, прошел он через весь дом, но не нашел ни своей матери, ни ее старой помощницы, Катрины. Даже собаки Каро, и той не было. Если бы обе женщины ушли, они заперли бы дом. Очевидно, они ненадолго вышли в сад. Зальтнер хотел направиться туда, но в эту самую минуту отворилась задняя дверь, и вошла Катрина, неся корзину овощей.

— Матерь божия! — воскликнула она, — да это господин Иозеф!

— Здравствуйте, Катрина, — сказал Зальтнер, — где же моя мать?

Служанка разразилась слезами.

— Они ее, они ее… говорила она, рыдая.

— В чем дело, наконец? Говорите же! Войдите, Катрина, и расскажите толком все.

Женщина вошла в комнату, но из ее прерываемого плачем рассказа Зальтнер понимал только отдельные слова: «это началось с собаки», «меня они тоже хотели прививать», «в лабораторию».

Как, в конце концов, выяснилось, произошло следующее. Марсиане повсюду отдали распоряжение, запрещающее держать в доме собак. Несчастного Каро как-то заметил у дома госпожи Зальтнер сам Осс, и собака, пала жертвою цивилизации. Госпожа Зальтнер была этим очень опечалена. А тут же еще вышел приказ об обязательных прививках. Она представляла это себе как серьезную операцию, и ни за что не хотела согласиться сделать себе прививку, упорствовала и Катрина. Уговорить старушку било невозможно, и поэтому один из близких друзей Зальтнера вызвал последнего телеграммой. Между тем, на обеих женщин наложен штраф по пятьсот гульденов с каждой. Такой суммы в отсутствие Зальтнера у них не было, и марсианская полиция забрала г-жу Зальтнер в психофизическую лабораторию. Катрину не взяли только потому, что она сумела спрятаться от полиции в саду. Госпожу же Зальтнер они унесли в ее кресле.

— Они это посмели сделать, мерзавцы! — яростно закричал Зальтнер. Семидесятилетнюю старуху. И это Нумэ! А что же говорила мать?

— Она ничего не говорила, — отвечала Катрина, снова всхлипывая, только все повторяла: — Иозеф, мой бедный Иозеф, — и плакала.

Зальтнер стоял и раздумывал, что ему предпринять. Слезы выступили у него на глазах, когда он представил себе, в каком ужасном состоянии должна была сейчас находиться его мать.

Конечно, лабораторный врач с ней наверное хорошо обходится, но сколько беспокойства и страха пришлось ей пережить!

Катерина снова начала плакать.

— А что, правда, что в лабораториях людей жарят? — спросила она.