Кирилл Еськов - Америkа (с примечаниями редактора)

- Семейных - точно нет: мать схоронили в прошлую зиму, а дядя Гриша всегда мне говорил: "Уезжай в город, покуда семейством не обзавелся - чем здесь, у нас, мохом обрастать". А насчет молодого графа - всё точно, как Павел Андреевич говорил...

Тут как раз подошел половой с испрошенной Ветлугиным газетой, и тот, извинившись перед сотрапезниками, погрузился в изучение нужного ему раздела объявлений. По прошествии пары минут он, однако, принялся вдруг отлистывать желтоватые газетные страницы назад, явно пытаясь отыскать нечто мимолетно привлекшее его внимание; вскоре поиски его увенчались успехом, и он негромко окликнул ротмистра:

- Павел Андреевич, по-моему это по вашей части. Вот, слушайте: "Крысы революционного подполья пожирают друг дружку! Сегодня утром на съемной даче в Озерках были обнаружены два трупа. В одном из них была опознана Анна Александрович - атаманша террористического крыла "Земли и Воли", которую наша безмозглая молодежь величала "Валькирией революции", во втором - еще один революционер, Александр Железняков, также числившийся во всеимперском розыске. Оба революционера были убиты прошлой ночью выстрелами в голову, предположительно из револьвера сорок пятого калибра. Представитель Третьего отделения заявил, что, по их сведеньям, Железняков и Александрович состояли в интимных отношениях, а убийство, по всей видимости, совершено на почве ревности одним из предыдущих любовников "Валькирии революции" - имя им легион; каковой любовник, по его словам, весьма удачно сэкономил российской казне цену двух пеньковых веревок..." - ну, дальше там ничего конкретного.

Между прочим, не будь я свидетелем вашего утреннего состояния - там, на постоялом дворе, - и не знай при этом, как воздействует на человека хлороформ - вполне мог бы повестись на эту подставу. Тем более, что хозяин был весьма расположен посудачить о вашей якобы ночной отлучке. В любом случае от "калашникова" номер 43-22 следует избавиться как можно скорее - даже если он вам дорог как память... Павел Андреевич, очнитесь!

С ротмистром и в самом деле было нехорошо, совсем. Он выглядел абсолютно спокойным, даже безмятежным, взор его проходил сквозь Ветлугина как поземка сквозь парковую решетку - пальцы же его тем временем, будучи, видать, оставлены хозяином без присмотра, принялись непринужденно обламывать зубцы металлической вилки, будто обрывая лепестки гадальной ромашки: "любит - не любит" . По прошествии нескольких секунд он вернулся в свою телесную оболочку и произнес придушенным голосом:

- За каким... за каким дьяволом тебя понесло ночью в тот особняк?.. Если б не ты, не твое шило в заднице...

- Господин ротмистр?.. - опешил Ветлугин.

- Виноват... - очнулся наконец тот, по настоящему. - Сорвался. Примите мои искренние извинения, Григорий Алексеевич: вы, конечно же, хотели как лучше...

- Да пустое всё это! Возьмите себя в руки, ротмистр - ну, подставили, ну, дело серьезное, да. Проблема наша с вами вполне практического свойства - и уж вы-то всяко лучше меня соображаете в заметании следов...

Наступившее молчание прервал вдруг - тихо-тихо, почти шепотом - Саша, о котором оба они как-то подзабыли:

- Павел Андреевич! дядя Паша! Вы... вы ведь ее любили, да? По-настоящему?..

32

- ...Скромненько у них тут. Скорее "чистенько, но бедненько", нежели "бедненько, но чистенько"...

Интерьеры петербургского представительства Русско-Американской Компании, которое публика начинала уже именовать - сперва в шутку, а потом и не очень - "калифорнийским посольством", и впрямь не впечатляли. То есть на самом-то деле впечатляли - но в несколько ином смысле. В подчеркнутой аскетичности салатового особнячка на Фонтанке многим лицам, осведомленным о финансовых возможностях его владельцев и их роли в наполнении казны Российской империи (едва ли не пятая часть ее поступлений), начала в последнее время мерещиться едва ли не политическая демонстрация - чего в действительности, конечно же, и в помине не было, но...

Кабинет Представителя - читай: посла, - куда сейчас пригласили Ветлугина с Расторопшиным, ничуть не выпадал из общего стиля: вдоль стен - шкафы, набитые книгами (насколько мог разглядеть со своего места Ветлугин - своды законов и сочинения по юриспруденции и финансам на нескольких языках), массивный стол со множеством выдвижных ящиков и полдюжины гамбсовских стульев; в красном углу - старинная икона (новгородская школа, Николай Чудотворец, естественно), на стене против окна - небольшое батальное полотно с новосибирскими ополченцами, отбивающими тлинкитский набег под водительством облаченного в индейские меха Никиты Панина (прикрывающее, надо полагать, встроенный сейф).

- Присаживайтесь, господа, прошу вас, - сделал приглашающий жест сухощавый блондин, чье невыразительное, чуть асимметричное лицо хранило невыводимые следы тропического загара. - Его степенство Представитель будет буквально с минуты на минуту. Я - советник Представительства Валентин Карлович Шелленберг. У нас возник к вам ряд вопросов, господа. Если позволите.

- А что, мы можем и не позволить? - рассмеялся Ветлугин

- Туше! - рассмеялся в ответ советник. - Разумеется, не можете. Дело в том, что ваш спутник, ротмистр Расторопшин, - возможно, не тот человек, за кого он себя выдает. Если это так, мы не можем позволить ему въезд в Русскую Америку.

- Я вас не понимаю, господин советник... Человек, сидящий сейчас рядом со мной - это тот самый Павел Андреевич Расторопшин, с которым я имел честь познакомиться во время прошлой моей, Кавказской, экспедиции.

- Речь не об этом, господин член-корреспондент. Ваш спутник, по вашей аттестации - отставной офицер Топографической службы, сиречь военной разведки. Якобы.

- Вы сомневаетесь, что офицер - отставной?..

- Мы сомневаемся, что разведка - военная.

- Как это понимать?

- Очень просто. Похоже на то, что ваш спутник - голубенький: он работает на Третье отделение, а Топографическая служба - лишь прикрытие. Работа у него... довольно специфическая. Вот, не далее как этой ночью: сперва его тайно вызывают к шефу Петербургского политического сыска генералу Чувырлину, прямо в его особняк - а потом, поутру, в Озерках находят двоих застреленных активистов "Земли и воли", парня и девушку. Простите за прямоту, Григорий Алексеевич, но - за каким дьяволом вам нужен в экспедиции этот упырь, штатный ликвидатор из Третьего отделения? Кого вы там, у нас, собрались ликвидировать?

- Господин советник, - тяжело уронил Ветлугин, бросив мимолетный взгляд на Расторопшина, который безмятежно изучал завиток потолочной лепнины и явно не собирался приходить ему на помощь, - спасибо, конечно, за ваши предостережения, я принял их к сведенью. Но в моей экспедиции я решаю, кто голубенький, а кто нет, ясно?!