Иван Ефремов - Библиотека современной фантастики. Том 1. Иван Ефремов

Молодежи всегда поручалась работа с учетом психологических особенностей юности с ее порывами вдаль, повышенным чувством ответственности и эгоцентризмом.

Громадный вагон несся бесшумно и плавно. Дар Ветер поднялся в верхний этаж с прозрачной крышей. Далеко внизу и по сторонам Дороги проносились строения, каналы, леса и горные вершины. Узкий пояс автоматических заводов на границе между земледельческой и лесной зонами ослепительно засверкал на солнце куполами из “лунного” стекла. Суровые формы колоссальных машин смутно виднелись сквозь стены хрустальных зданий.

Мелькнул памятник Жинну Каду, разработавшему способ дешевого изготовления искусственного сахара, и аркада Дороги начала рассекать леса тропической земледельческой зоны. В необозримую даль тянулись полосы и чащи с разными оттенками листвы, коры, разной формой и высотой деревьев. По узким гладким дорогам, разделявшим отдельные массивы, медленно ползли уборочные, опылительные и учетные машины, паутиной блестели бесчисленные провода. Когда-то символом изобилия было золотящееся от спелости хлебное поле. Но уже в ЭМВ — эру Мирового Воссоединения — поняли экономическую невыгодность однолетних культур, а с перенесением земледелия исключительно в тропическую зону отпало трудоемкое ежегодное выращивание травянистых и кустарниковых растений. Деревья, долголетние, слабее истощающие почву, устойчивые к климатическим невзгодам, стали основными сельскохозяйственными растениями еще за сотни лет до эры Кольца.

Деревья хлебные, ягодные, ореховые, с тысячами сортов богатых белками плодов, дающие по центнеру питательной массы на корень. Колоссальные массивы плодоносных рощ двумя поясами в сотни миллионов гектаров охватывали планету, настоящий пояс Цереры — мифической богини плодородия. Между ними находилась лесная экваториальная зона — океан тропических влажных лесов, снабжавший планету древесиной — белой, черной, фиолетовой, розовой, золотистой, серой с шелковыми переливами, твердой, как кость, и мягкой, как яблоко, тонущей в воде камнем и легкой, будто пробка. Десятки сортов смол, более дешевых, чем синтетические, и в то же время с драгоценными техническими или лечебными свойствами, добывались здесь.

Вершины лесных гигантов поднимались на уровень полотна Дороги, теперь по обе стороны шелестело зеленое море. В его темных глубинах, посреди уютных полян, скрывались дома на высоких металлических сваях и чудовищные паукообразные машины, которым под силу было превращать эти заросли из восьмидесятиметровых стволов в покорные штабеля бревен и досок.

Слева показались купола знаменитых гор экватора. На одной из них — Кении — находилась установка связи Великого Кольца. Море лесов отошло влево, уступая место каменистому плоскогорью. По сторонам поднялись кубические голубые постройки.

Поезд остановился, и Дар Ветер вышел на широкую площадь, вымощенную зеленым стеклом, — станцию Экватор. Около пешеходного моста, перекинутого над сизыми плоскими кронами атласских кедров, возвышалась пирамида из белого фарфоровидного аплита с реки Луалабы. На ее усеченной верхушке стояло изваяние человека в рабочем комбинезоне эры Разобщенного Мира. В правой руке он держал молоток, левой высоко поднимал вверх, в бледное экваториальное небо, сверкающий шар с четырьмя отростками передающих антенн. Это был памятник создателям первых искусственных спутников Земли, совершившим этот подвиг труда, изобретательности, отваги. Все тело человека, откинувшегося назад и как бы выталкивающего шар в небо, выражало вдохновенное усилие. Это усилие передавалось ему от фигур людей в странных костюмах, окружавших пьедестал у ног изваяния.

Дар Ветер всегда с волнением всматривался в лица скульптур этого памятника. Он знал, что люди, построившие самые первые искусственные спутники и вышедшие на порог космоса, были русскими, то есть тем самым удивительным народом, от которого вел свою родословную Дар Ветер. Народом, сделавшим первые шаги и в строительстве нового общества, и в завоевании космоса…

И сейчас, как всегда, Дар Ветер направился к памятнику, чтобы еще раз, глядя на образы древних героев, искать в них сходство с современными людьми и отличие от них. Из-под серебряных пушистых ветвей южноафриканских лейкодендронов, окаймлявших слепящую отраженным солнцем пирамиду памятника, показались две стройные фигуры, остановились. Один из юношей стремительно бросился к Дар Ветру. Обхватив рукой массивное плечо, он украдкой осмотрел знакомые ему черты твердого лица: крупный нос, широкий подбородок, неожиданно веселый изгиб губ, не вяжущийся с хмуроватым выражением стальных глаз под сросшимися бровями.

Дар Ветер с одобрением взглянул на сына знаменитого человека, строителя базы на планетной системе Центавра и главы Совета Звездоплавания пятое трехлетие подряд. Грому Орму не могло быть меньше ста тридцати лет, он был втрое старше Дар Ветра.

Дис Кен подозвал товарища — темноволосого юношу.

— Мой лучший друг Тор Ан, сын Зига Зора, композитора. Мы вместе работаем в болотах, — продолжал Дис, — вместе хотим совершить наши подвиги и дальше тоже работать вместе.

— Ты по-прежнему увлекаешься кибернетикой наследственности? спросил Дар Ветер.

— О, да! Тор меня увлек еще больше — он музыкант, как его отец. Он и его подруга… они мечтают работать в области, где музыка облегчает понимание развития живого организма, то есть над изучением симфонии его построения.

— Ты говоришь как-то неопределенно, — нахмурился Дар Ветер.

— Я еще не могу, — смутился Дис. — Может быть, Тор скажет лучше.

Другой юноша покраснел, но выдержал испытующий взгляд.

— Дис хотел сказать о ритмах механизма наследственности, живой организм при развитии из материнской клетки надстраивается аккордами из молекул. Первичная парная спираль развертывается в плане, аналогичном развитию музыкальной симфонии. Иными словами, программа, по которой идет постройка организма из живых клеток, — музыкальна!

— Так?.. — преувеличенно удивился Дар Ветер. — Но тогда и всю эволюцию живой и неживой материи вы сведете к какой-то гигантской симфонии?

— План и ритмика этой симфонии определены основными физическими законами. Надо лишь понять, как построена программа и откуда берется информация этого музыкально-кибернетического механизма, — с непобедимой уверенностью юности подтвердил Тор Ан.

— Это чье же?

— Моего отца, Зига Зора. Он недавно обнародовал космическую тринадцатую симфонию фа минор в цветовой тональности 4,750 мю.

— Обязательно послушаю ее! Я люблю синий цвет… Но ближайшие ваши планы-подвиги Геркулеса. Вы знаете, что вам назначено?