Елена Асеева - К вечности

Миновав первую ступень я с интересом разглядывал те мерцающие пятна на себе и неспешно взбирался вверх, перемещаясь к следующей полосе. В золотой дымке, которой двигались искры, горящие крошки, огненные капли и брызги. Яркие, блестящие, они сияли: рыжими, рдяными, золотыми, оранжевыми, пурпурными полутонами. А когда я вошел в ту спицу, вдохнув в себя разгоряченный жар костра, духоту полуденного дня, тепло печи, они придали моей плоти ощущение вечного сияния, кое немыслимо без пламени чувств. Искристость той дымчатой спицы будто обожгла бляхи, оставленные водной стихией на моем теле. Она спекла их, создав зримую прочность так, что более не осталось даже малого колыхания. Одначе сохранила их прозрачно-голубую поверхность, быть может только разбавив… добавив в их глубины огненных волоконцев.

Впрочем, цвет их сменила третья спица, где в хмаре света покачивались шарообразные крупинки почвы: желтой, коричневой, ореховой, черной и даже зеленой. Та самая стихия земли, оземи, почвы и перекрасила бляхи, придав им колебание цвета от почти черного до коричневого. И токмо четвертая спица, где в золотом куреве вращались и вовсе купно напиханные мельчайшие крошки, частички разнообразных газов подтолкнули те бляхи к росту. Степенно, стоило миновать воздушное пространство, на моей плоти стали возрастая, расползаться в разные стороны сгустки вязкой, как оказалось, кожи. Наружный покров неспешно увеличивал место охвата, и также медленно перемешивал свои тончайшие рубежи с соседними наползающими на нее стыками пежин, растягиваясь и одновременно, истончаясь. Превращаясь почти в сквозной наружный покров, единожды взбалтывая в коричневе да черноте золотисто-розовый, медный оттенок сияния.

А я тем временем уже достиг пятой спицы, и теперь повиснув вниз головой, сумел рассмотреть вращающееся подо мной навершие втулки, к которой и крепились все восемь полос-спиц. Такое же золотое, как и само Коло Жизни, оно было объято сверху разнообразными туманами, переплетающимися с его плотной основой и, одновременно, с зонами межзвездной среды, что пролегали от обода и спиц в разные стороны, удерживая (точно мощные канаты) Колесо в вертикальном положении.

Пятая спица, как измерение всех тел в пространстве несло в себе не только координаты: длину, ширину, высоту, но и переплеталось со временем. Оттого, очевидно, спица не была покрыта туманностями. Ее гладкая с точно выверенными краями поверхность энергично видоизменяла саму структуру формы, описывая в себе разнообразные геометрические фигуры: квадраты, овалы, круги, ромбы, прямоугольники. И более объемные тела: кубы, пирамиды, цилиндры, конусы. Она также отвечала за цветовую гамму, поелику в ней крошечными всплесками проскальзывали цвета, оттенки, тона. Не только миллионы различных валентностей распознаваемых человеческим глазом, но и тех, оные мог узреть только глаз Бога. Потому и лицезрелась спица плотной так, что я боялся врезаться в ее золотую гладь и разбиться. Аль чего еще хуже свалиться вниз на вращающуюся втулку. Однако предо мной нежданно резко живописался вытянутый треугольник. Он будто окрасил собственные четко выверенные стороны в коричневые тона, и с силой втянул меня в свою глубь. Вельми болезненно надавив бурыми цветами, правящими и внутри самой фигуры, на мои очи, отчего я даже вскрикнул.

Лишь погодя, вже оставив ту спицу позади, и отворив глаза (ибо теперь веки у меня имели кожный покров и посему могли прикрывать их) я догадался, что обрел форму и цвет радужки, зрачка. Форму зрачка и радужки повторяющих вытянутый треугольник, а цвет карий… Словом я приобрел вид глаз схожий с очами Асила.

Обод слегка накренил меня, понеже я теперь смотрел диагонально на втулку, немного приподнимая голову. Еще чуть-чуть и я достиг шестой спицы, каковая включала в себя ход, перемещение, течение этого Мироздания, каковая отвечала за рождение, становление и преобразование, проще говоря, переход из одного состояния в другое. Может потому и сама полоса, точно зябь того неощутимого, не осязаемого понятия была почти не видима. Только совсем чуть-чуть ее золотая рябь перемещала зябь волнения, поелику я, промелькнув сквозь нее, даже не приметил самого хода, перемещения, течения. Тем не менее, почувствовал, что с моими очами произошло новое претворение. Сие, конечно, не увидел, просто понял. Ибо моя склера, каковая у всех Богов берегла белизну али желтоватость в моем случае сделалась бирюзовой, напоминающей по цвету радужную оболочку глаз Дивного. Определенно, я смешал качественные признаки, способности этих двух младших братьев, которые по замыслам Родителя должны были творить общие племена, и системы.

Мыслительные способности, чувства и рациональное познание, преобразование всей Вселенной и в частности самих Галактик, систем, планет составляли основу седьмой спицы и тело мое (благо я был дотоль удерживаем) остановилось на сиг, моментальное, стремительное сдерживание. Або и сам сиг, включающийся крупинкой в такие понятия меры времени, как миг, мгновение, доля, часть, час, сутки, лето, представлял из себя вельми скорое, моментальное перемещение, преобразование. А в черной мороке той полосы, того сига четко заколебались белые лучи света. Они ласкались, лобызая друг друга, нежно поглаживали и изредка смешиваясь, живописали новые цвета. Ибо нет борьбы меж тьмой и светом… ночью и днем… черным и белым цветом, так как это равнозначные, друг друга дополняющие материи. Как братья — близнецы Перший и Небо, мои Отцы, как сам Родитель, единый Творец сих стихий. Вероятно, потому, когда я покинул седьмую спицу, из моей досель гладко блестящей обтянутой темной кожей головы полезли волосы.

Они росли медленно али все же быстро. Сложно предположить, как сложно сказать, и вообще, сколько проходило мое перемещение по Коло Жизни. Точно могу утверждать одно, что черные, вьющиеся, плотные кучеряшки волос застопорили свой рост, дотянувшись концами до моих плеч, как раз тогда, когда я достиг восьмой спицы.

Я сомкнул очи и замер, або проходя восьмую спицу, обретал всего-навсе одно. Понимание божественности этого Мироздания, разумности всего сотворенного, созданного в нем. Того, что было продумано и прописано Всевышним, Родителем, Богами. А потому всегда таково неповторимого, уникального: наполненного туманностями, звездами, созвездиями, системами, планетами, спутниками, астероидами, пылью, газами, частицами. Всего того, что составляло суть каждой в отдельности Галактики и существовало в ее истоке, искре Коло Жизни, в совокупности представляя Вселенную и с тем продолжая оставаться малой, затерянной в ней и порой не осознающей себя непреложной, незаменимой его частью, крохой, геном.