Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— До последнего времени ты не подвергал сомнению мою интуицию… — огрызнулся Лаан.

Его тон слегка покоробил Лабастьера.

— Если эта девушка действительно так тебе нравится, брат-махаон, — сказал он жестко, — то у тебя есть возможность предложить этой паре составить квадрат с тобой и Фиам.

— Чтобы я взял в со-мужья ее неотесанного самца?!

— Он смел и находчив, — возразил король.

— Да в нем ли дело?! Разве могу я бросить тебя? Разве я могу нарушить слово?

— Я освобожу тебя от данного мне слова, если ты попросишь меня об этом.

Лаан зябко передернул плечами и посмотрел на друга укоризненно:

— Вот, оказывается, как ты думаешь обо мне. Чем, интересно, я это заслужил? Высоко оценивая достоинства этой девушки, я думаю не о себе, а именно о тебе.

— Я не хотел тебя обидеть… — смутился Лабастьер. Он уже пожалел, что затеял этот разговор.

— Нет, брат-маака, боюсь, что хотел. — Глаза Лаана превратились в узенькие щелки. — Иначе ты припомнил бы, что мир между самцами значит в семье много больше, чем их симпатии к женам друг друга.

— Ладно, оставим этот бессмысленный разговор, — раздраженно махнул рукой Лабастьер. — Я понимаю, что и твое счастье зависит от моего выбора, и я всегда помню об этом. Но позволь мне все же сделать этот выбор самостоятельно.

Они замолчали и сидели теперь, демонстративно не глядя друг на друга.

— Я был не прав, — первым нарушил молчание Лаан.

— То-то, — смягчился Лабастьер. — И давай больше никогда не возвращаться к этой теме. Она исчерпана. Глянь, кстати, — обвел он рукой по сторонам, — пока мы с тобой препирались, кое-кто отправился домой, а кое-кто задремал прямо здесь. Думаю, друг мой, пора идти спать и нам. Ведь завтра нам предстоит путь, который будет и длиннее, и, уверен, много сложнее, нежели пройденный вчера.

— И я надеюсь, он будет полон приключений! — встрепенулся Лаан.

3

Действительно, даже когда мы уйдем,

Мир с нами не сгинет весь,

И ночь не единожды сменится днем,

И будут поляны цвесть…

Да, правда: грядет продолжение во всем,

Но вряд ли — достойней, чем есть.

И приключения не заставили себя ждать.

По карте Лаана определили направление к ближайшему крупному селению и тронулись. То ли сороконог Ракши и Мариэль, по кличке Ласковый, был моложе и резвее королевского, то ли управлял им более лихой наездник, но, как только оборвалась тропа, и путники двинулись по бездорожью, Лабастьер перестал поспевать за своими новообретенными товарищами. А вскоре они и вовсе исчезли из виду, затерявшись в листве.

— Дай-ка, брат-маака, я сяду вперед, — предложил Лаан, явно намереваясь править сороконогом энергичнее короля.

— Мы куда-то спешим? — возразил Лабастьер.

— Мы-то как раз нет, — отозвался Лаан. — Нужно догнать ЭТИХ и напомнить, что и им спешить некуда.

Конечно, рано или поздно те и сами остановятся подождать отставших, но неизвестно, когда Ракши придет это в голову, а нестись с такой скоростью по незнакомой чаще небезопасно.

Трюк смены мест на ходу был отрепетирован друзьями давным-давно.

— Давай! — крикнул король и, взмахнув крыльями, подлетел вверх. Пока Лаан перебирался на его место, Лабастьер, по инерции и помогая себе крыльями, висел над бегущим Умником.

Несколько секунд спустя он мягко приземлился позади махаона.

— Хей-е-е-е!!! — заливисто выкрикнул Лаан и основательно стеганул сороконога в просвет меж шейных пластин. Бедняга, укоризненно покосившись на седоков, заметно ускорил шаг.

Собственно, меняться для этого местами было вовсе необязательно, Лабастьер и сам бы мог заставить Умника бежать быстрее. Но так уж повелось, что по отношению к сороконогу функции товарищей были разделены: король хвалил и поощрял его, а Лаан ругал и погонял.

Лишь после того, как он повторил свою нехитрую процедуру несколько раз, они настигли Ракши.

— Эй ты! — крикнул Лаан. — Куда несешься, как бешеный таракан?! — Название этого мифического животного было не столько оскорбительным, сколько комичным. — Стой, тебе говорю!

Если бы впереди на Умнике сидел Лабастьер, Ракши, наверное, беспрекословно послушался бы. Но в чем-либо уступать Лаану он намерен не был.

Свистнула плеть, и его сороконог рванулся вперед… А еще мгновение спустя Мариэль и Ракши повисли в воздухе, а перепуганный зверь корчился на боку, пытаясь освободить две передние пары лап от вязкой жгучей охотничьей смолы, в которую угодил.

Им еще повезло, что Ласковый, почувствовав, как почва уходит у него из-под ног, шарахнулся в сторону, а не вляпался в смолу остальными лапами. Ведь тогда, ополоумев от жжения и барахтаясь, он увяз бы в капкане всем телом, что и происходит, как правило, с лесными животными.

— Держи его за голову и успокаивай! — крикнул Лаан подоспевшему Ракши.

Охота с помощью жгучей смолы была давным-давно запрещена королевским указом, и Лабастьер дорого бы дал за то, чтобы браконьеры оказались сейчас тут… Но капканы облетают лишь изредка, собирая добычу, так что вряд ли браконьеры находятся в данный момент где-то поблизости, и поджидать или искать их не было смысла.

Ракши и Мариэль, разговаривая с Ласковым и почесывая его в местах, не защищенных чешуей, смогли умерить его панический страх и заставить лежать смирно. А Лаан с Лабастьером и помогли ему освободиться. Затем, изорвав на куски смену белья, они стали осторожно, так, чтобы не обжечься самим, счищать смолу с его пораженных, подрагивающих конечностей. Осторожничать нужно было еще и потому, что, дергаясь, Ласковый мог оцарапать руки своих спасителей острыми хитиновыми выростами, защищающими суставы.

Это муторное занятие поглотило все их внимание, но когда лапы сороконога были приведены в порядок и протерты порцией прихваченного Ракши «напитка бескрылых», распря между спутниками начала разгораться вновь.

— Что за идиотская выходка?! — завелся Лаан. — Кто тебя просил мчаться, как угорелому? В результате мы потеряем, как минимум, полдня! Ты что, не слышал моей команды?

Но не так-то легко признать свою вину, если обвинителем выступает твой обидчик. Красный от досады Ракши запальчиво выкрикнул:

— Кто ты такой, чтобы командовать мной?! Да, я слышал! Я слышал, как ты обозвал меня! Если бы не это, ничего бы и не случилось! Или ты думаешь, что цвет твоего берета дает тебе право обращаться с окружающими пренебрежительно?!

Насмехаться над тем, что кто-то имеет дворянское звание ниже твоего или не имеет его вовсе — форменная подлость. А ведь именно в этом Ракши обвинил сейчас Лаана, чем всерьез задел его.

— Ах, вот как? — произнес тот холодно, берясь за рукоять сабли. — Нет, мой друг-таракан, разница цветов наших беретов тут вовсе ни при чем. Во всяком случае, она не помешала бы мне вызвать тебя не поединок. Вот только не знаю, честно ли это будет, ведь мы уже убедились, что языком молоть ты умеешь значительно бойчее, чем можешь за себя постоять.

Ракши не замедлил тоже схватиться за шпагу, но тут в их перебранку вмешалась Мариэль:

— Вы оба стоите друг друга! — вскричала она. — Ваше поведение постыдно. Вы бранитесь, как пустые обидчивые самки, и уже готовы безо всякого смысла продырявить друг друга, забыв при этом, что ваши жизни принадлежат прежде всего королю! А вы, Ваше Величество, — обернулась она к Лабастьеру, и ее серые глаза горели гневом, — почему молчите вы? Или вам нравится наблюдать за этим унизительным раздором? И вы хотите созерцать воочию, как один из этих олухов прикончит другого?!

— Вы правы, — кивнул Лабастьер, и в голосе его слышалась легкая горечь. — Король в ответе за все, и уж точно за то, что происходит в его присутствии. — Итак, — обратился он к ссорящимся, — я вижу, ваша беспричинная неприязнь достигла вершины. Мне надоело терпеть ее. Думайте друг о друге что хотите, я не властен над вашими помыслами. Но я требую, чтобы вы вспомнили о дворянской чести. И я клянусь, что если еще хоть раз, повторяю, еще хотя бы один раз, кто-то из вас словом или делом обидит другого, вы оба лишитесь своих беретов, и путь я продолжу один.

Лаан открыл было рот, чтобы что-то возразить, но удержался. Лабастьер выдержал паузу и продолжил:

— Я не оговорился. Вы ОБА лишитесь дворянства. При этом один из вас опустится лишь на две ступени, а второй потеряет сразу семь. Но, друг мой махаон, именно то, что вы носите красный берет, многократно увеличивает и вашу ответственность. Отныне, волей короля, вы — сподвижники и друзья. И больше к этой теме я возвращаться не намерен.

Лаан и Ракши неуверенно смотрели друг на друга. Но слова Лабастьера Шестого возымели свое действие.

— Дай мне свою шпагу, — протянул руку Лаан, и Ракши, вынув оружие, отдал ее. Поцеловав клинок, тот вернул ее хозяину с ритуальными словами: