Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Сомневаюсь. Я несколько раз слышал, как эти недоумки самоуверенно заявляли: «мы в галактике одни!».

– Пускай они и дальше остаются в блаженном неведении. Это для них и для нас полезно. И кто им вообще сказал, что мир заканчивается пределами их галактики? — Кизз поднялся и решил еще раз пройтись по некоторым отсекам.

Его глазам открылась чуждая для инопланетного взора конструкция. Каюты, при открытии которых, загорались глаза какого-то игрушечного дракона, опустевшие скучающие кресла, еще не забывшие тепло тел своих хозяев, сотни электронных приборов: целый мир со своей внутренней гармонией и изяществом. И… странный запах повсюду. Да, скорее всего это и есть запах иного разума. Он заглянул в фантомный ресторан и от внезапного испуга резко отскочил в сторону… Потом от души рассмеялся собственному страху: это всего лишь движущиеся нарисованные фигурки, жители виртуального мира, обитающие в двухмерном пространстве. Все они, похоже, трапезничали и не обращали на него никакого внимания. Кизз не без интереса отдался созерцанию. Значит, вот они какие, земляне…

Легенды об их существовании, слышимые им еще в детстве на Остарио, вторглись в реальный мир и стали частью этого мира. Теперь он вернется и расскажет многим, что земляне — все-таки не миф, не бредовые ведения святого Энуарха. И не крылатые чудовища, какими их представляла наивная фантазия древних писателей. Это… он постарался получше разглядеть. Это бледнокожие твари с невообразимо изуродованными линиями лица, маленьким младенческим ртом, огромными, явно несоразмерными глазищами, многопалые как живые грабли. Короче — ошибка эволюции. Заключение напрашивалось само собой. Кизз вздохнул, мысленно представил себе, каким образом между этими выродками могут происходить сексуальные связи, сам же ужаснулся от этой картины и направился назад.

– Все, взлетаем!

– Пойдем, последний раз глянем на планету Мертвых Тел, — предложил Эгли. — Никогда в жизни не видел таких мрачных и черных планет. Эти непонятные земляне сотворили из своих умерших целый культ: какие-то похороны, памятники. К чему все это?

Все трое направились к выходу, спустившись на нижний ярус. Главная входная дверь лениво отъехала в сторону и вновь открылся доступ к океану темноты: бескрайнему, абсолютно тихому, с застывшими волнами из льда и пустоты. Его мертвые черные воды были лишены не только жизни, но и, казалось, всякого смысла. Везде лишь всеобъемлющий вселенский сумрак, в котором нет ни верха, ни низа, ни расстояний вообще, ни какого-либо направления. Лишь мертвое полубытие… Стоит ступить в него ногой, и ты сам растворишься, прекратив существование. В этой пустоте, никем не изученной, разрушенной эрозией смердящего времени, присутствовало что-то пугающее и наводящее болезненный страх. Маленькие огоньки звезд действовали немного успокаивающе, но видны они были только сверху, а снизу…

Вот черт! Что же было снизу?!

Крахт недоуменно помотал головой, с силой зажмурил свои рыбьи глаза и снова их открыл. Его собратья молчаливо стояли рядом, созерцая то же самое.

Поверхность излучала слабый свет…

Едва заметная люминесценция, создаваемая парами фосфора, была настолько незначительной, что постоянно обманывала взор, то растворяясь в темноте, то возникая из нее как неустойчивый мираж. Тем не менее факт был перед глазами: планета извергала из себя нечто большее, чем просто пустоту и беспроглядный сумрак. Эгли первым подал голос:

– Неплохо придумано, неплохо… — но, взглянув в лицо Крахта и видя его непонятную растерянность, тревожно спросил: — Что, разве это не твоя работа?

Следом явилось напряженное молчание. И чем дольше оно продолжалось, тем усиливалось чувство этого напряжения.

– Это твоя работа? — эхом повторил Эгли собственный вопрос.

– Нет… — ответ был тихим и таким же полуреальным как само видение.

Кизз вдруг расслышал собственное частое дыхание и даже биение сердца, чего раньше никогда не происходило. Невнятное для рассудка, жуткое состояние заполнило все его существо. Что это? Страх? Но перед чем?.. Три недоумевающие пары глаз долго прожигали взором темноту, все еще надеясь, что иллюзия будет непродолжительной. Крахт попытался сказать что-то ободряющее:

– Я помню, земляне постоянно трындели о каких-то галлюцинациях…

– Посмотрите! — резко перебил Кизз, его палец резко выпрямился в сторону поверхности и пытался что-то нарисовать в воздухе. — Такое впечатление, что это свечение образует во тьме некие иероглифы или… какое-то слово!

На желтом лице Крахта выступили болезненные оранжевые пятна, зрачки бешено сверкнули, нижняя губа стала подергиваться.

– Это правда? — спросил его Эгли. — Там написано слово?

Тот едва заметно кивнул.

– Оно на языке землян?

Опять кивок.

– Скажи нам наконец!

В затянувшейся паузе, подобно облаку электрического заряда, опять скапливалось напряжение, которое вот-вот готово было ударить молнией по нервам, как по оголенным проводам. Никто пока ничего не понимал. Но в самом этом НЕПОНИМАНИИ таилось предчувствие неладного.

– Ну! Ты скажешь или нет?!

– «МЕСТЬ», — коротко ответил тот и со злобой ткнул дверную кнопку. — Проклятая планета! Все, взлетаем!

Не теряя ни минуты, они расселись в креслах перед панелью управления. Мигая сотнями разноцветных огоньков, словно кокетливо подмигивая, система ручного управления была предназначена лишь для крайнего, аварийного случая. Ей пользовались очень редко, сказать вернее: не пользовались практически никогда. Крахт не стал оригинальничать и действовал в режиме автопилота, запустив программу старта. Минуты через полторы «Гермес» вздрогнул, задрожал от зыбкой вибрации. Из-под его днища, разрезая метановую темноту, и пробуждая сонливый покой, вспыхнуло зарево реактивных двигателей. Мощные струи плазмы ударили вниз, подняв тучи пыли и огня. Со стороны это походило на огромный пожар. Поверхность Флинтронны вмиг обрела видимость в радиусе нескольких миль. Все вокруг ревело и дрожало. От места старта подул ураганный ветер, и звездолет, раскачивая планету, медленно оторвался от нее. Он словно воспарил на гигантских огненных драконах, рвущихся к небу.

– Слава великому Ордизу! — взмолился Кизз.

Все трое обменялись ободряющими взглядами. Наконец-то… наконец-то… НАКОНЕЦ-ТО… Пьяный триумф торжества длился не более четырех секунд. Увы! Все триумфальные минуты жизни, по мнению самих их обладателей, скоротечны и мимолетны.

Вдруг все резко затихло. Как будто расторможенное на мгновение Время снова застыло в ледяной неподвижности. Исчез шум, вибрация, свечение сопл, и следом, мифические огненные драконы… С великим грохотом «Гермес» опять шлепнулся на пески. Сотрясение внутри было столь сильным, что почти все предметы перевернулись. Послышался звон битого стекла. И три гуманоида взвыли от внезапной боли.