Сергей Волков - Великое Лихо - 2

И лютая сеча продолжилась, и черная земля берской крепости стала алой от потоков людской крови и зеленоватой от крови зуловой, но во тьме никто этого не видел...

* * *

- Волхв, мы хотя бы половину одолели? - сквозь хрип и отдышку спросил Зугур. Шык покрутил головой, но потом понял, что в темноте ничего не видно, ответил вслух:

- Нет еще, и боюсь, до вершины дойдем только после рассвета...

- Что там, внизу, а, дяденька? - тоже хрипло спросил Луня, который вымотался под своей ношей и еле волочил ноги. Шык прислушался, устремив свои помыслы к основанию утеса, потом начал говорить:

- Подошедшие арские рати вкупе с берами теснят зулов, больно уж мало ящеров привел Гроум. Но зулы сумели пробиться к круговой дороге, Любо едва не попал в их лапы когтистые...

- Эх ты, жалость-то какая! - не выдержал Зугур: - До чего ж везет паскуде! И от секиры моей ушел, и от зулов! Небось, без сала в любое дупло залезет, коли придется!

- ...Теперь внизу дела таковы... - продолжил Шык: - Тот первый отряд аров, что начал подъем следом за нами, так и топает вверх, отставая от нас на оборот круговой дороги. Следом за ним бегут зулы, и Гроум с ними. Их число меньше, но зулы сильнее аров, хотя... Хотя внизу ары уже почти одолели ящеров, и снова отбили начало дороги. Так что други, по Черному утесу все идут друг за другом, и каждый хочет успеть, догнать, убежать. И времени в обрез...

- Дядько Шык, а никак нельзя напрямки, не по кругу, а так, по камням? - спросила Руна, поддерживая Зугура под другую руку - вагас потерял уже слишком много крови и еле брел, качаясь из стороны в сторону.

Волхв в ответ устало усмехнулся:

- Мы ж не птицы... Чарами-то я б смог нас подкинуть, да боюсь, ветром снесет, или промахнусь малость в темени этакой, и потом костей не соберем. Так что иного выхода нет, топать надо. Зугурушка, как ты? Сдюжишь? Кровь вроде остановилась, я б и сильнее тебя подзнахарил, да нельзя нам останавливаться, и время на исходе, и ворог на хвосте.

- Ничего, волхв, жив буду - не помру, а коли помру, так жив не буду. Третьему точно нельзя случиться! - отозвался через силу вагас, пытавшийся шутить, чтобы не подумали остальные, что ему совсем худо.

Они поднимались все выше и выше, и теперь каждый оборот круговой дороги проходили все быстрее и быстрее, и чем короче становились витки, тем светлее и ярче становилось небо на восходе. Ночь катилась к своему концу, наступало утро последнего дня рода человеческого, и лишь четверо изможденных и израненных людей могли предотвратить этот последний день, но впереди их ещё ждал Чернобог, и Луня временами дивился, почему он до сих пор не спустился из своего заоблачного чертога и не помог своим берам.

Дивился - и тревожился, ибо значит Чернобог настолько силен был, что надеялся легко с гостями незванными без слуг своих управиться, сидел он на вершине Черного утеса, поджидал людей, точа свои зубы или когти, или что там ещё у него было...

* * *

Луня боялся конца пути, а Руна больше тревожилось за то, что после случится. То, что волхв и учитель мужа её Шык могуч и силен, она уже поняла и особо не переживала - лишь Чернобога смерть ждет, боле никого. А потом они разобьют камень, разрушат чары неведомого Владыки, и вот тут-то придется встретиться с арами, берами, а тех сотни сотен, и даже какие-то зулы, страшилища, коих привел, если верить волхву, её давно сгинувший прадед, вряд ли помогут, потому как перебили их уже почти всех...

* * *

Совсем иные мысли тревожили Зугура. Нет, вагас не боялся, что умрет от потери крови или что Чернобог возмет его жизнь в последней схватке. Не страшился Зугур и того, что может случиться после. Подумаешь, сотня-другая аров. И не с такими ворогами встречались, и не таких бивали они.

Но когда закончится время битв и походов, время деяний славных, наступит время мира и покоя, время созидания, и если первое время было временем Зугура, то в том, другом, в будущем времени он себя не видел, и как жить в нем - не понимал.

Приживалом при дряхлеющем Шыке? Было уже, при дряхлеющем Веде жил, для мужа не жизнь это, а маета пустая. А у Луни и Руны своя семья, зачем им ещё один взрослый мужик в доме? Лишние люди - лишние сплетни...

Можно было в степи вернуться, своих попробовать отыскать, но этого Зугур не хотел и боялся пуще всего. Он понимал, даже не умом, душой понимал - то, что мир они спасли и бесчинствам злодейским конец положили - в это не поверит никто, решат - все само собой случилось, а вот спросить: "А где был ты, Зугур, сын вождя Зеленого коша, года мужи коша твоего гибли, жен и детей своих защищая?", это обязательно спросят, и что бы он не ответил, не поверят ему, и обвинение в трусости будет самым легким из тех, что бросят вагасы в лицо своему соплеменнику...

Еще одно занимало мысли Зугуровы - помнил он гремку статную, что дарила его ласками своими, и у которой, если сердце вагаса не обманывало, должен родиться его ребенок, сын ли, дочка ли... Можно было бы и к ней вернуться, да тут новая заковыка - жива ли она, живы ли гремы остальные, а то может ары уже и порубали последних беловолосых жителей Ледяного хребта на их последнем рубеже, у горы, Луней нареченной Мурашником?..

* * *

Шык о том, что с миром и с ним самим станется после того, как все закончится, и помыслить не смел. Он шагал по узкой круговой дороге, крепко сжимая в правой руке удобную рукоять Молневого меча и лишь одного хотел, жаждал, всем существом своим желал - не опоздать, успеть к сроку и свершить все, как надо. А потом хоть трава не расти, хоть коровы летать начни, все едино, долг-то выполнен будет...

* * *

Когда ждешь рассвета, он всегда приходит неожиданно. Еще миг назад восходный окоем в сизой дымке дрожал, и зелено-голубого там больше было, чем красного, но вот уже ослепительно-золотой луч бьет в глаза, заставляя прищурить их, слезу рукавом смахнув, а следом за первым лучом появляется расплавленной бронзой светясь, диск солнечный, и длиннющие тени ложатся на землю. Солнце будет ползти все выше и выше, а тени, наоборот, будут становиться все короче и короче.

- До того, как тени исчезнут вовсе, Могуч-Камень разбить нам должно, ибо ровно в полдень Небесная Гора упадет на Землю. - сказал Шык своим спутникам в краткий миг отдыха на восходной стороне Черного утеса.

Люди полюбовались закатом, и вновь двинулись по круговой дороге - до жилища Чернобога оставалось совсем чуть-чуть. Здесь, на подходе к вершине утеса, стало заметно холоднее, чем внизу, а редкие облачка проплывали вровень с подошвами поршней путников и казались клочьями тумана, только очень белого и густого.

Поворот, ещё поворот, и вдруг перед взорами предельно уставших людей открылась вершина утеса. Скалистая каменная площадка - сотня локтей на две сотни, десяток исполинских, просто невиданно огромных черных елей, горящие у их корней колдовские огни и черное чрево входа в неожиданно низкий чертог, больше похожий на пещеру, каменный и тихий.