Марта Уэллс - Колесо Бесконечности

— Огни видны и со всех остальных башен, — доложил он.

— Если там так много людей, мы должны были бы их слышать, — озабоченно сказал Риан.

Маскелль сквозь зубы втянула воздух и кивнула. Она тоже не думала, что огни означают присутствие людей. По крайней мере таких людей, к которым они привыкли.

— Мы дождемся рассвета, потом выйдем на разведку.

— Мы? — переспросил управитель храма.

— Я должна туда отправиться, — подтвердила Маскелль. Она чувствовала, как Карающий тянет ее куда-то; это чувство было гораздо более отчетливым, чем в давние годы. Сейчас Бесконечность была близка как никогда, хотя другие Голоса и говорили, что слышать Предков не могут.

«Но ведь Предки всегда были тесно связаны с землей, водой, воздухом». Теперь все это переменилось. Карающего же всегда олицетворял его Голос.

— И оставишь Марай без защиты? — вмешался Мирак. До сих пор он был странно молчалив.

«Он всегда был осторожен», — подумала Маскелль; здесь же его противников больше, чем союзников.

— Мой долг — не защищать Марай, — ответила она, отворачиваясь от далеких огней. Мирак в темноте не мог видеть выражения ее лица, но что она смотрит на него, должен был понять. — Мой долг — найти второе Колесо и уничтожить его. — Она услышала, как Риан беспокойно зашевелился на перилах, но вслух; он ничего не возразил; впрочем, его сдержанность не означала, что позже возражений не последует.

Мирак мгновение помолчал, потом заговорил снова:

— Вигар передал тебе власть Посланника Небес.

— Долг Вигара, как и остальных Голосов, — заботиться о Колесе. Если что-нибудь и может нам помочь, то только Обряд. Однако совершать Обряд бесполезно до тех пор, пока те, кто создал второе Колесо, живы. Если они создали его один раз, они могут сделать это снова. — Маскелль повернулась к управителю храма. — В мое отсутствие духовным главой империи будешь ты.

Управитель устало вздохнул:

— Я так и думал, что ты это скажешь.

Маскелль улыбнулась про себя.

«Не можем же мы изменить традиции — передавать власть тому, кто меньше всего этого хочет».

— Только не бросайся сразу совершать эпохальные изменения в восемьдесят первом стихе Водяных Песнопений, пока меня не будет.

— Вот и не сбудутся мои планы, — сухо ответил жрец.

— Не вижу, как в нашей ситуации можно веселиться, — резко бросил Мирак.

— Мы тоже, на самом-то деле, — мягко ответила Маскелль. «Он подошел к самому краю, — подумала она. — Может упасть — и если не выдержит, и если его подтолкнут… В отличие от тех из нас, кто упал через край много лет назад и с тех пор смотрит на всех снизу вверх». Мирак ее беспокоил. Маскелль знала, что он может сделать, будучи в здравом уме, — канцлер был опасным противником. Однако она представления не имела, как он поведет себя, если паника заставит его сломаться. — Я честно отвечу на все твои вопросы, но я не буду знать ответов, пока мы не найдем этих людей и… «И убьем их!»

— Что случилось? — резко спросил Риан. Маскелль только теперь заметила, что все пристально на нее смотрят. Она помотала головой:

— Я снова слышала Карающего.

Управитель храма шумно втянул воздух.

— Как кстати! — ядовито заметил Мирак.

— Ох, Карающий ничего и никогда не делает кстати, — пробормотала себе под нос Маскелль. — Найти второе Колесо, — сказала она вслух. — Это первый шаг. — «Но только первый», — закончила она мысленно.

— Синтанец, мне нужно с тобой поговорить, — сказал Растим.

— Только не сейчас. — Риан не поднял глаз от своей работы. С помощью двух монахинь, которые были наблюдательницами на самой высокой башне, он углем чертил на камне двора примерную карту города. Ночь была непроглядно темна — без луны и звезд; никто не мог бы обещать, что день когда-нибудь наступит.

«Дело только в тучах, — твердил себе Риан. — Ведь есть же где-то настоящее небо! Нужно не терять надежду».

Голова у него болела: в неверном свете ламп приходилось напрягать глаза, и выслушивать рассуждения Растима он был не в настроении. Последние несколько часов он вместе с Карудой занимался распределением гвардейцев и кошанских монахов по поисковым отрядам, отправляя их потом к управителю храма для обучения тому, как проходить через барьер, окруживший храм.

Риан не особенно верил в существование барьера, пока не убедился сам: это такая же непреодолимая преграда, как деревянная или каменная стена. Чтобы пройти сквозь него, нужно было идти особым образом: три шага налево, два вперед, три — направо, один — вперед; после этого нужно было повернуть налево и можно было выйти наружу. Чтобы вернуться, следовало повторить все в обратном порядке. Никакой враг случайно не смог бы выполнить эти действия. Риан думал, что непрерывное пение жрецов начнет раздражать, но теперь оно звучало обнадеживающе, было успокаивающим противовесом молчанию ночи и полному одиночества завыванию ветра.

— Это важно, — сквозь стиснутые зубы процедил Растим.

Риан поднял на него глаза. Горело только несколько фонарей — нужно было экономить скудный запас масла, но те, что горели, светили ярко, как звезды; освещена была галерея второго яруса, арка, ведущая во внутренний двор, и те помещения, где люди работали. Света как раз хватало на то, чтобы Риан разглядел выражение лица ариаденца. Риан сел на пятки и нахмурился.

— В чем дело?

Обе монахини, давно обсуждавшие, находится ли здание с восемью шпилями за строением с выступами, похожими на рога, или к западу от него, умолкли и посмотрели на Риана, встревоженные его тоном.

— В Гизаре, — мрачно сообщил Растим.

Эта часть третьего двора была хорошо освещена; свет фонарей плясал на стенной резьбе и колоннах и ярко освещал пустой ящик с аккуратно снятой и отставленной в сторону крышкой. Риан коснулся дерева там, где Маскелль начертила охранительные знаки. Они были выжжены; Риан мог видеть и определить на ощупь, где дерево обуглилось.

— Должно быть, оно наложило на вас чары, чтобы вы его выпустили, как это случилось той ночью в лагере, — устало сказал Растим, стирая рукавом пыль с лица. Он сказал то же самое, когда явился сменить Фирака. Только тогда и было обнаружено бегство Гизара: ни Фирак, ни кошанский жрец не видели снятой с ящика крышки, пока переполошившийся Растим не поднял тревоги.

Теперь оба — и актер, и жрец — казались возмущенными напраслиной. Фирак с упрямым видом сложил руки на груди, а жрец начал:

— Со всем почтением должен сказать: я не думаю…

Риан осмотрел замки и покачал головой.

— Оно открыло их изнутри. — Тварь просто выломала дужки. — И охранительные знаки тоже были выжжены изнутри. — Проведя рукой по внутренней поверхности ящика, Риан нащупал прожженное насквозь отверстие.