Рэй Брэдбери - На волне космоса

Трудность состояла в правильном обращении с гравитоновой пушкой. Это оружие было новым, и робот не всегда функционировал надежно. Экспедиция добилась разрешения испытать новое изобретение только благодаря волнующим рассказам о богатстве чудовищных видов животных на исследуемой планете.

— Переключи, — бросил высокий. — Не то он утонет…

— Он еще не на уровне станции, — прошептал толстяк, но его товарищ не владел собою.

Он наклонился к пульту и всеми тремя пальцами ударил по фиолетовым клавишам в центре. В помещении зазвенел мелодичный аккорд, и на мгновение показалось, что скала под ними разверзнется. Солнце снаружи потемнело.

Но нет, это было иллюзией, солнце светило над бурным Юрским морем, как и раньше, а стволы хвощей тянулись к нему. Все было как и раньше…

Кроме ящера. Ящер исчез.

— …как и те двое перед ним, — произнес толстяк печально, но без упрека.

— Этого я себе не прощу, — пробормотал высокий после небольшого молчания. — Третий крылатый пропал. Биологи проклянут нас, а о физиках и говорить нечего…

Толстяк некоторое время молчал. Треугольные глаза сузились и превратились в вертикальные щелочки на зеленоватом лице.

Потом он произнес:

— Попытаемся инвертировать поле — может быть, еще не поздно…

— Ты с ума сошел — для этого нужно просить разрешение Совета, — обратный ход может уничтожить машину…

— Но другого выхода у нас нет: нужно нащупать нуль-пространство, где исчезло животное.

Другой пожал плечами, покоряясь. В конце концов если опыт не удастся, то у них по крайней мере будет сознание, что они сделали все возможное.

Толстяк снова сел к пульту, три его пальца забегали по клавишам, и снова им показалось, что скала под ними дрожит, а солнце над куполом гаснет.

— Держи его, держи так… — закричал высокий, чуть не прыгая под прозрачной кровлей.

Медленно, очень медленно возникло изображение ящера метрах в ста над морем — сначала нерезкое, потом все более отчетливое. Толстяк теперь весь ушел в манипуляции с прибором, его движения были осторожными, почти незаметными.

Падение ящера внезапно прекратилось в нескольких метрах над поверхностью моря, словно в воздухе его подхватила незримая рука; она понесла его в сторону утеса, а там неуклюжее существо начало подниматься к Базе. Несомый вихрем гравитонов, оцепеневший и оглушенный ящер подплыл к скалистому обрыву, металлические ворота открылись и поглотили его. Дальнейшее было уже делом препараторов.

Оба охотника вышли из наблюдательной башенки и поспешили по лестнице наверх, к Базе. Лифт поднял их в обширные залы с образцами. В препараторской они застали начальника Базы и препаратора. Оба были возбуждены и жестикулировали.

— Что случилось? — спросил высокий.

— Вот что, — коротко ответил начальник. Толстяк поспешно стал объяснять ему происшедшее, но вдруг умолк и вытаращил глаза.

— Вот это мы вытащили у него из шеи, — произнес начальник.

На столе лежал необычный предмет. Длинный, странно окрашенный стержень, заканчивающийся острым трехгранным наконечником.

— Растение? — спросил высокий.

— Едва ли. Но, — указал препаратор на стержень, — вероятно, растительного происхождения, хотя мы еще не находили на планете подобных образцов. — Он указал на наконечник. — А вот это несомненный металл. Обработанный металл.

Наступило молчание.

— Я немедленно сообщу о находке Совету, — произнес начальник. Потом обратился к обоим охотникам: — Есть у вас точные данные о частоте колебаний в момент инверсии?

Оба жалобно переглянулись, и толстяк потупился.

— Мы об этом забыли, а робот наверняка уже это вычеркнул.

Начальник покачал головой. Кожа на высоком гладком черепе собралась у него поперечными складками.

— Жаль, — кажется, это ваше нуль-пространство забросило ящера куда-то, где живут разумные существа — существа, умеющие обрабатывать металл и выделывать орудия, — произнес он.

Все трое глядели на него, не понимая.

— Но ведь на этой планете нет условий…

Начальник устало прикрыл глаза.

— Я говорю не о пространстве, а о времени. Кажется, вы сделали замечательное открытие, а ящера зашвырнули куда-то далеко в будущее.

— К его потомкам, — тихо добавил препаратор.

Толстяк нервно откашлялся. Ему было досадно, что он забыл данные, без которых нельзя было вести дальнейших опытов.

Высокий с неудовольствием взглянул на ящера, лежавшего в анабиотическом сне посреди огромной искусственной пещеры.

Хроника повествует, что отважный убийца дракона, Деодат де Гозон, не получил за свой подвиг заслуженной награды. По крайней мере сразу.

Когда он предстал перед строгим Гроссмейстером и положил к его ногам отвратительную отрубленную голову, — разумеется, от первого дракона, — старик разгневался и приказал, чтобы за нарушение запрета рыцаря немедленно заключили в темницу. Но тем временем по всему острову Родосу разошлось известие о том, что дракон убит, и народ, чувствуя, что отблеск славы героя падает и на него, просил Гроссмейстера отменить свой приговор. Эллион де Вилланова, оценив заслуги рыцаря, сделал это и дал де Гозону одно из высших в ордене званий.

И потому под скульптурой героя, которую сохранила нам история, стоит следующая надпись:

«Бр. Деодат де Гозон. Сей муж отважно дракона, преогромного и ужасного и злосчастных родосских поселян пожиравшего, убил, после чего был избран Гроссмейстером ордена в году 1349 милости господней».

Так эта история оканчивается, хотя и без обычной прекрасной принцессы. Ее вы найдете разве что в сказках…

Айзек Азимов

Уродливый мальчуган

Как всегда, прежде чем открыть тщательно запертую дверь, Эдит Феллоуз поправила свой рабочий халат и только после этого переступила ту невидимую линию, что отделяла реальный мир от несуществующего. При ней были ее записная книжка и авторучка, хотя она с некоторого времени не вела больше систематических записей, прибегая к ним только в случае крайней необходимости.

На этот раз она несла с собой чемодан. «Это игры для мальчиков», — улыбнувшись, объяснила она охраннику, который давным-давно уже перестал задавать ей какие бы то ни было вопросы и лишь махнул рукой, пропуская ее.

Как всегда, уродливый мальчуган сразу же почувствовал ее присутствие и, плача, бросился ей навстречу.

— Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз, — бормотал он, произнося слова мягко и слегка невнятно, в свойственной одному ему манере.