Роберт Уилсон - Ось

Потом Турк полез в карман своих грязных джинсов и достал компас. Тот самый увесистый армейский компас в помятом медном футляре, который был с ним и в тот день, когда они впервые полетели в горы. Он открыл футляр и посмотрел на чуть колеблющуюся стрелку, словно хотел проверить направление. Потом взял руку Лизы и вложил в нее компас.

— Ты что?

— Я не знаю, есть ли конец у этого чертова леса. Но если есть, тебе понадобится компас, чтобы из него выбраться.

— Почему мне? Я пойду за тобой. Возьми его обратно.

— Я хочу, чтобы он был у тебя.

— Но…

— Бери, Лиза. За все время, что мы вместе, я не дал тебе ничего. Мне хочется хоть что-нибудь дать. Так будет лучше. Бери.

С благодарностью и тревогой Лиза сжала в руке прохладный медный футляр.

— Я все думала про Двали. — Она понимала, что не стоило бы ей этого говорить. Но от изнеможения, мерцающих сумерек леса (хорошо еще не сумрачного леса) и неожиданного подарка Турка она была немного не в себе. — Вот он организовывает в пустыне свою коммуну. Сьюлин Муа говорила, что ровно это уже пытались сделать и до него, но прежде эти попытки удавалось вовремя предотвратить. Неужели он не знал об этом?

— Скорее всего знал.

— И тем не менее он не так уж скрывал свои намерения. Посвятил в свой план множество людей, включая моего отца.

— Вряд ли это от безрассудства. Скорее он искал сообщников.

— Как он сказал, у него потом изменились планы. Сперва он собирался основать поселок на западном побережье, а после ухода из университета передумал.

— Лиза, он не идиот.

— Я и не говорю, что он идиот. Я говорю, что он врал. Он никогда не собирался на западное побережье, а только хотел запутать следы — пустить преследователей по ложному следу.

— Допустим, — ответил Турк. — И что?

— То, что он подставлял всякого, кто что-то знал о его планах. Их обязательно бы схватили, понимаешь? Он знал, что за ним следит Генетическая Безопасность. Не мог не знать, что они доберутся до моего отца. Турк, он сидел со мной вот также близко, как мы сейчас сидим, и рассказывал мне о том, какой мой отец честный и принципиальный, что он никогда не выдал бы его УГБ, — чего они от него добивались, разве только под очень сильным нажимом. Двали мог бы предупредить отца сразу же, как узнал, что УГБ появилось в Порт-Магеллане. Или того раньше. Но это не входило в его планы. Отец не хотел помогать Двали принципиально, из нравственных соображений. И Двали подсунул его вместо себя, как красную тряпку.

— Он же не знал, что твоего отца убьют.

— Он должен был знать, что такое возможно. В любом случае должен был понимать, что отца станут пытать. Что, пытка лучше убийства? Предпочтительнее?.. Четвертые себе никаких других вариантов смерти и не представляют…

Она сама не знала, что делать с этими мыслями, от которых полыхала ее голова. Может, ей вообще больше не встречаться с Двали? Высказать ему прямо в лицо все, что она поняла, — или, наоборот, прикинуться дурочкой, пока они отсюда не выберутся? А дальше?.. Есть ли вообще какая-то вменяемая мораль у Четвертых? Наверное, на это могли бы ответить Диана Дюпре или Сьюлин Муа.

Если только они еще живы.

— Прислушайся, — сказал вдруг Турк. — Слышишь?

Лиза не слышала ничего, кроме постукивания и позвякивания шаров в кронах деревьев под порывами ветра. Они с Турком подошли к разгрузочной платформе и страшноватой живой изгороди гладящих роз. Звуков рытья и перебирания мусора больше не слышалось.

У Лизы перехватило дыхание.

— Они перестали копать, — сказал Турк.

Раскопки закончены, значит.

ГЛАВА 33

Двали искал и подбирал в мусоре консервы, ежась от ветра. Вдруг звуки рытья прекратились, как по команде. Двали испуганно замер.

Первой его мыслью было: мальчик мертв. Айзек мертв, поэтому деревья гипотетиков прекратили раскопки. Какую-то бесконечную секунду это казалось ему не предположением, а неоспоримой истиной в траурной рамке. Но тотчас пришла другая мысль: «Они нашли его!»

Двали бросил консервы и побежал. В спешке он чуть было не наткнулся на частокол «глядящих роз». Одна из самых высоких повернулась и оглядела его своим холодным, как черная жемчужина, глазом. Двали не обратил на нее никакого внимания.

Его поразило, как много успели сделать деревья за это время. Лопатообразные корни, не торопясь, ощупывая и поочередно перекладывая предметы, сумели в конце концов обнажить уцелевшую стену. За грудой утрамбованных камней виднелся пролом, ведущий внутрь.

Двали протискивался через заросли «роз», отталкивая их мясистые стебли. Там, в этой темной келье, должен был находиться Айзек. Без сомнения, живой и сумевший заговорить с теми силами, которые Двали так возлюбил и которых так страшился с тех пор, как они завладели Землей и вырвали ее из потока времени: с гипотетиками.

Корни деревьев, закончив свои раскопки, улеглись беспорядочным сплетением у входа в погребенную комнату. Стоя перед проломом, Двали заколебался. Пролом был так узок, что в него едва можно было протиснуться. Понятно было, что это опасная затея. Полуразрушенный потолок комнаты придавливали сверху тонны обломков, и весь этот груз держался на нескольких поскрипывающих и постанывающих балках. Но Двали уже не мог остановиться.

Ветер усиливался. Он завывал среди развалин с методичностью сирены.

Двали сделал шаг в темноту и сразу сморщился от невыносимого запаха. Несомненно, здесь находились мертвые. Его сердце колотилось. «Айзек!» — закричал он. В сумеречном свете, идущем из пролома, невозможно было что-либо различить, пока глаза не привыкли к темноте. Потом стали угадываться какие-то тени.

Марсианка, Сьюлин Муа. Жива она или мертва? Жива. Она смотрела на него с пола, сидя на обломках, полными ужаса глазами. Должно быть, ее ослепил тусклый свет, неожиданно ворвавшийся в комнату. Каким же адом это было, думал Двали, провести здесь ночь и день. Сьюлин Муа поползла на коленках к выходу. Ему хотелось бы помочь ей, но все его помыслы были по-прежнему сосредоточены на одном Айзеке. Если б нашелся хоть фонарик, лампа, что угодно!

Ветер снаружи выл, как раненый пес. Под потолком покачивался наполовину отвалившийся кусок гипсокартона. Двали продвигался вглубь, стараясь не обращать внимания на разгром и зловоние.

Он обнаружил тело Дианы Дюпре. Четвертая с Восточного побережья была мертва. Как только он убедился в этом, то поспешил дальше. Потолок был низким, то и дело приходилось пригибаться. И наконец он различил в темноте Айзека — живого Айзека! Мальчик стоял на коленях перед распростертой на полу Анной Рэбка.