Журнал «Если» - «Если», 1998 № 10

На мой субъективный вкус, и этого более чем достаточно для раскручивания добротного, полновесного сюжета. Однако автору показалось мало. И он насыщает действие еще несколькими темами.

В-третьих, земная цивилизация усомнилась в благих намерениях Плана. Дело в том, что у землян не было «своего» Наставника (а значит, и покровителя), и их не очень жаловали в обитаемом космосе — как всяких выскочек. Кроме того, землянам разрешили «возвысить» шимпанзе и дельфинов, но дальше поумневшие шимпанзе начали втихую «возвышать» и другие виды обезьян, и… события начали приобретать необратимый характер. План неведомых первых Прародителей оказался под угрозой. А опыт общения с иными космическими расами показывал, что обитаемая Вселенная напоминает собой средневековый феодальный раздрай наподобие того, когда монарх умирает или отправляется в долгий поход, после чего в стране начинается бесконечная драка влиятельных кланов, каждый из которых считает, что именно на него возложена обязанность следить за исполнением Закона. Это, в-четвертых. В-пятых, единственное, что может сохранить пусть зыбкий, но мир в пяти галактиках, это проникновение в полумифическую вселенскую библиотеку Прародителей — Галактический Институт (нечто вроде азимовского Основания), где аккумулирована вся известная мудрость Вселенной. В-шестых, самодеятельность землян вызывает беспокойство у Наставников — и в воздухе (точнее, в безвоздушном пространстве) пахнет грозой, назревает галактическая война. В-седьмых, экипаж земного космического корабля состоит не только из людей: им помогают те самые разумные дельфины, чьи образы, кстати, по живости и убедительности соперничают с образами людей. Есть еще «в-восьмых», «в-девятых», «в-десятых»…

Перебор? Дело вкуса… Уже на последнем романе первой трилогии я откровенно заскучал, поскольку количественное увеличение сюжетных линий не сопровождалось новым качеством: цикл Брина уверенно выруливал на конвейерный сериал — другое дело, что сериал, в отличие от многих, высококачественный. Вторая трилогия о Восхождении — «Риф света» (1995), «Берег бесконечности» (1996), «Галс неба» (1997) — оказалась явно слабее предыдущей, хотя большинство читателей ее приняли, о чем свидетельствуют впечатляющие тиражи…

К счастью, писатель не зациклился на своей беспроигрышной эпопее и в промежутке между двумя трилогиями приятно удивил романами совершенно иного толка. Этот поворот в творчестве Брина и знаменует собой истинное Восхождение автора, результат которого пока однозначно предсказать трудно, но сам факт «отрыва» от золотоносного конвейера говорит о многом…

Вспомнить хотя бы роман «Почтальон» (1985), переписанный из одноименной повести. Не останавливаясь на этой книге подробно (в пятом номере журнала рассказывалось об экранизации этого романа), могу только отметить, что произведение Брина послужило приятным напоминанием о полузабытом: о том, что и научной фантастике не чужда художественность, подлинная страсть, дум высокое стремление — и все такое прочее.

К теме глобальной катастрофы Брин возвращается в своем самом «футурологическом» романе «Земля» (1990), написанном, несомненно, под влиянием «Остановки на Занзибаре» Джона Браннера. Это тщательно продуманная и до деталей выписанная панорама земной жизни через полстолетия — не во всем, на мой взгляд, удачная, но серьезная и художественно правдивая. В романе затейливо переплетены катастрофы естественные и рукотворные — созданная в лаборатории микро-«черная дыра» вырвалась наружу, ну, а что касается засоренной, превращенной в помойку планеты, то это уже никакая и не фантастика. Это вполне вписывается в разделяемые Брином концепции Геи — планеты как живого организма, философские идеи Пьера Тейяра де Шардена, нашего Вернадского, а в научной фантастике — Олафа Стэплдона.

Говоря о такой важной социальной функции научной фантастики, как предупреждение, Брин заметил: «Я — часть этой культуры. Критичность — единственная известная вакцина против социальной ошибки. И если так называемая „литература основного потока“, тем более, кино, телевидение и прочие масс-медиа уже заражены вирусами ошибок, то мы, писатели-фантасты, являемся, пожалуй, единственными антителами, образующими иммунную систему. Мы помогаем созданию лучшего мира, но делаем это по-своему — предотвращая худшие из возможных ошибок. Самые выдающиеся произведения научной фантастики — это почти всегда „самопредотвращенные“ пророчества. „Доктор Стрейнджлав“ помог предотвратить третью мировую войну. „1984“ зарядил нас аргументами против тоталитаризма. „Капитал“ Маркса — одна из величайших научно-фантастических книг всех времен — помогла реформировать нашу систему, которую автор этого произведения полагал абсолютно нереформируемой».

Контрастом всем перечисленным книгам, особенно двум последним, предельно серьезным, служит более легкий, даже несколько игривый роман Брина «Дело практики» (1984), опубликованный в этом номере журнала. Забавная, хотя логически убедительная и изящно написанная история современного ученого, попавшего в некий параллельный мир, где правит магия (или местная наука, кажущаяся магией), вызывает в памяти целую вереницу литературных ассоциаций — циклы Спрэга де Кампа и Флетчера Прэтта, Пирса Энтони, Кристофера Сташеффа. К счастью, в отличие от них, Брину хватило чувства меры, и он не стал растягивать шутку на очередной сериал.

Для полноты картины следует упомянуть написанный в соавторстве с Бенфордом почти «производственный» роман «Сердце кометы» (1986), выход которого совпал с пиком ажиотажа вокруг кометы Галлея, а также сравнительно недавно вышедшие романы «Штучная работа» и «Время славы». Хотя Брин писал и произведения малой формы, а один из рассказов, «Хрустальные сферы» (1984), даже принес автору очередную премию «Хьюго», в сознании критиков и читателей он, в целом, остается автором многотомной интеллигентной «космической оперы», нескольких заметных одиночных романов и…

В интервью, данном журналу «Локус» в прошлом году, Дэвид Брин поделился творческими планами:

«Что выпущу в ближайшее время? Вы знаете, когда наследники покойного Айзека Азимова предложили мне написать один из романов-продолжений к серии об Основании, я поначалу ответил отказом. Мне хватало и своих собственных проектов. Но мой друг Грег Бенфорд объяснил мне, что научная фантастика — это всегда своего рода беседа с читателем и с самим собой. И я сдался, поскольку меня тоже захватила идея Грега рассматривать азимовское Основание как дружеский ужин за круглым столом, за которым неторопливо — вот уже полвека — писатели-фантасты обсуждают судьбу человечества…»