Дэниел Худ - Драконья справедливость

«Тварь здесь! — думал Лайам, впадая в тихую панику. — Тварь уже здесь!»

«Еще не поздно — вклинился в его мысленные причитания Фануил. — Мастер, верни мне зрение».

Несколько бесконечных мгновений Лайам смотрел на демона, на его молочно-белую морду, на кривые сверкающие рога. Аспатрия что-то говорила чудовищу, но что — Лайам не слышал.

«Мастер!»

Он с огромным усилием закрыл глаза и тут же открыл. И увидел стражника, идущего по коридору. Тот молча приближался к нему с обнаженным мечом в руке.

— Эй! — крикнул Лайам. — Эй! Иди сюда! Стой!

«Дело сделано, мастер», — сообщил Фануил.

Не проронив ни слова, стражник прошествовал мимо. Глухой шлем с закрытым забралом тускло блеснул, меч, отразив свет, идущий из камеры, сверкнул серебром.

— Не ходи туда, дурень! — крикнул Лайам. Стражник исчез за углом.

«Дело сделано, — повторил Фануил. — Люди спят. Демон в ловушке».

Лайам, внезапно обессилев, стал сползать по двери на пол, и только прутья решетки, за которые он ухватился, помогли ему устоять.

«Дай мне взглянуть».

Теперь он смотрел на все под углом, вероятно, с какого-то подобия этажерки. Ведьма и граф лежали на полу, Райс — справа от пентаграммы, Аспатрия — слева. Между ними стоял демон, грозя Лайаму (а точней — Фануилу) трехпалыми лапами. Он разинул пасть и испустил вой, раскатившийся по всему подземелью.

«Ты уверен, что пентаграмма его удержит?»

«Да, мастер».

Демон вдруг насторожил уши, высунул черный язык, словно пробуя воздух на вкус, и стал медленно поворачивать голову. Один рог чудовища сорвал светильник с крюка, второй высек из потолка искры.

На пороге камеры стоял стражник с серебряным клинком в руке, и Лайам испустил предостерегающий вопль, к которому примешалась радость. Он узнал меч и узнал человека, неторопливо спускавшегося по ступенькам.

Незримые прутья решетки вжались в лицо Лайама, он закричал, надеясь, что голос его долетит до ушей храбреца:

— Милорд, не спешите! Примерьтесь точней! Тварь не может выйти из круга!

Но герцог не стал тратить времени на подготовку, он сделал замах, и меч, описав в воздухе сверкающую дугу, перерубил трехпалую лапу. Та стукнулась об пол и осталась лежать, не источая ни капли крови. Демон поднял морду и взвыл. Веспасиан опять размахнулся и вонзил клинок в косматую в грудь демона. Тварь пошатнулась, словно бы оступившись, потом выпрямилась, мгновение постояла недвижно и рухнула наземь.

— Ха! Получилось! — воскликнул Лайам.

Ему отчаянно захотелось броситься к герцогу, хлопнуть его по плечу, пожать ему руку или как-то иначе выказать свой восторг. — Ха!

Он вцепился в прутья решетки и с радостным воплем затряс их.

Светильник, зацепившийся за рог твари, не только не угас, но разгорелся сильнее. Герцог снял шлем, и Лайам затих, увидев, насколько он мрачен. Веспасиан быстро осмотрел камеру, скользнул взглядом по Фануилу, по туше демона, по скорченной фигурке Аспатрии. Он словно бы что-то искал. Наконец, глаза его, дрогнув, остановились на черном от крови кинжале, зажатом в руке Райса. Опустившись на колени, Веспасиан стал разжимать пальцы спящего.

«Фануил, немедленно уходи!» — приказал Лайам.

«Что происходит, мастер?»

Коротким умелым ударом герцог перерезал родичу глотку и прямо через пентаграмму потянулся к Аспатрии.

«Уходи! — Лайам вдруг вспомнил, что Фануил ничего здесь не видит и потому беспомощен, словно слепой щенок. Он, растерявшись, сморгнул, но этого мига хватило, чтобы обмен зрениями состоялся. — Уходи! Быстро! В трубу!»

Он все смотрел и смотрел в черноту коридора, пока до него не донесся топот ног и гул голосов. Затем под мрачными сводами раскатился зычный голос Веспасиана:

— Всем стоять! Ни шагу дальше! Вон из подземелья! Все вон!

Лайам отпрянул от двери, заслышав вдали тяжелую мерную поступь. Шаги приближались. Он вздрогнул, коснувшись лопатками холодной тверди стены.

20

Прижавшись спиной к холодной стене и приняв боевую стойку, Лайам ждал, когда откроется дверь. Он не думал, что сумеет выстоять против Веспасиана. Герцог крупнее, сильнее, при нем меч и кираса, но шанс продержаться какое-то время у Лайама все-таки был. Участь Аспатрии или Райса мало его привлекала.

«Он не может не знать, что мне все известно. Он видел Фануила. Он знает».

Вопрос был в том, что он решит. Человек, хладнокровно перерезавший глотки спящей женщине и своему кузену, вряд ли остановится перед тем, чтобы уничтожить единственного свидетеля его злодеяния, который к тому же не сват ему и не брат.

Герцог глянул на Лайама и брезгливо скривился, брови его сошлись к переносице.

— Полноте, господин Ренфорд, я ничего вам плохого не сделаю, — он говорил и держался, как отец-командир, вдруг обнаруживший, что один из его бойцов трусоват.

— У меня есть причина для опасений, милорд, — спокойно ответил Лайам, не меняя позиции. Покровительственного отношения к себе он не терпел. И не очень-то верил в благожелательность отцов-командиров.

Раздраженно хмыкнув, Веспасиан бросил меч на пол.

— Возьмите, — приказал он. — Я не собираюсь вас убивать. Я пришел с предложениями.

Лайам подцепил меч ногой и подтащил к себе. Поднял. И тут же почувствовал себя гораздо увереннее.

— С предложениями, милорд?

— Мой кузен пал жертвой обмана, — сказал герцог, — как и квестор Проун. Ведьма Аспатрия околдовала обоих. Вы лично сразили тварь, которую она вызвала, в честном и славном бою.

— Я демона не убивал, — медленно проговорил Лайам. — Граф Райс убил несчастных детишек. Проун убил Акрасия Саффиана. Оба, будучи в здравом уме и твердой памяти, вступили в преступный сговор с колдуньей.

Да, как это ни прискорбно, в отношении герцога он не ошибся. Тот, греша против истины, намеревался представить всю историю в свете, выгодном для дома Веспасианов, для чего с помощью Лайама собирался обелить имя им же зарезанного графа-детоубийцы и объявить попутно невинной жертвой продажного квестора, чтобы не уронить репутации герцогского выездного суда. Ну, а раз уж никак невозможно при этом выгородить и ведьму Аспатрию, тоже, кстати состоявшую на герцогской службе, то всех собак повесить придется именно на нее. Тем более что возражений от нее ожидать не приходится, ибо она тоже убита, причем человеком, ни в коей мере не подлежащим герцогскому суду.

В зеленых глазах властителя Южного Тира сверкнула молния.

— Тьме служила одна лишь ведьма. Гальба и квестор — жертвы ее колдовства. Смерть Акрасия Саффиана — случайна.

Лайам почувствовал, что надо идти на уступки. В конце концов, характер он показал, а на дверь этой темницы ему пока что приходится посматривать изнутри.