Григорий Адамов - Тайна двух океанов

— Не годится, Павлик… Еще десять сантиметров канала — этого мало. Скала здесь, очевидно, слишком толста. А пистолет может еще пригодиться.

— Тогда знаете что, Андрей Васильевич, — сказал Павлик, — почему бы нам не попробовать подрыться под скалу, сделать подкоп? А? Право! Дно, наверно, мягкое, песчаное, и мы быстро сделаем себе ход. Как кроты! А?

Глаза Павлика радостно сверкали, он был очень доволен своей идеей.

— Правильно! Хорошая мысль! — одобрил его предложение Скворешня. — Рыть — так рыть скорее! У нас уже остается мало времени…

— Времени? — удивился Павлик. — А кто его отнимает у нас?

— Мы сами, хлопчик, — ответил Скворешня, снимая с пояса свой универсальный топорик и делая первый удар по песчаному дну. — Мы съедаем кислород и с каждой, для примера сказать, съеденной нами каплей кислорода мы съедаем часть нашей жизни… Выгребай песок… Ах, дьявол!..

Топорик звякнул о что-то твердое, под лезвием засверкали искры.

— Гранит! — сказал Скворешня и, делая все новые удары в разных местах у основания скалы, непрерывно повторял: — Гранит… Гранит… Ну, Павлик, идея твоя прекрасна, но никуда не годится. Сам видишь: ничего не поделаешь… А теперь я присяду. Устал очень. И душно что-то. Фу-у-у!.. Должно быть, кислород у меня подходит к концу…

— Да что вы, Андрей Васильевич! — проговорил, бледнея, Павлик. — Я не чувствую никакой духоты…

— Ты маленький… А я вон какая махина! Я больше съедаю кислорода. Надо уменьшить подачу, экономить.

Он открыл свой патронташ и, переведя кнопку «кислород» на новую позицию, с трудом, глубоко и порывисто дышал, стараясь захватить как можно больше воздуха.

— Как вы себя чувствуете, друзья мои? — послышался вдруг голос зоолога. — Весь отряд рассыпался цепью, и каждый из нас по участкам обследует дно. Ищем скалу, похожую на шпиль.

— Боюсь, Арсен Давидович… — ответил, задыхаясь, Скворешня, — не дождусь… У меня… кончается кислород… Начинается удушье…

— Держитесь!.. Держитесь, Скворешня! — испуганно закричал ученый. — Мы ускорим поиски! Еще немного! Экономьте кислород! Не разговаривайте!

— Есть не разговаривать! — пробормотал гигант и лег на спину, упираясь плечами в заднюю стену грота. Он попытался вытянуться во весь свой огромный рост, но не смог: ноги встретили скалу и остались в согнутом положении, коленями вверх.

Прошло пятнадцать, двадцать минут. Прошло полчаса. Павлик с ужасом смотрел на лицо Скворешни. Оно искажалось страданием, его заливала багровая краска, широко открытый рот напрасно ловил воздух, но именно того, чего он искал — драгоценного кислорода, — уже почти не было…

— Прощай, хлопчик… Умираю… Дыши медленно… Береги кислород…

Он начал бормотать что-то невнятное. Павлик чувствовал, как его охватывают ужас и отчаяние. Он готов был броситься на эти безжалостные гранитные стены, бить кулаками, рвать пальцами, только бы спасти своего друга. Ему было страшно смотреть на страдания умирающего, но в то же время он не мог, не в силах был отвести от него глаза.

— Андрей Васильевич… голубчик… — невнятно говорил он дрожащими губами. — Может быть, можно как-нибудь перелить к вам хоть немножко моего кислорода? Скажите! Скажите, как это сделать?

Гигант отрицательно покачал головой и, глубоко и прерывисто дыша, бормотал что-то неразборчивое, изредка выкрикивая:

— Проклятая!.. Посмотрим!.. Покажу!..

Огромные ступни его ног, упиравшиеся в основание скалы, пришли в движение. Они медленно поползли вверх по скале. На высоте полуметра от дна они встретили выступ и перебрались на него. Теперь ноги еще больше согнулись. Рука гиганта медленно приблизилась к открытому патронташу, металлические пальцы нащупали кнопку «кислород» и передвинули ее на полную, до отказа, подачу газа.

«Для чего? — подумал со страхом Павлик. — Ускорить конец?…»

Лежа на спине, упираясь ногами в выступ скалы, а плечами в заднюю стену грота, Скворешня затих в этой необычайной позе. Лишь глубокое дыхание показывало, что он еще жив и что в его огромном теле с новой силой разгорается огонь. Потом неожиданно прекратилось дыхание, и Павлику показалось, что все кончено…

Вдруг ужасный, полный яростного гнева и вызова крик потряс стены грота и оглушил оцепеневшего от ужаса Павлика.

Все гигантское тело Скворешни внезапно наполнилось утроенной мощью и жизнью. В сверхчеловеческом усилии напряглись огромные согнутые ноги, выгнулась кверху грудь, и казалось — погружались в стену широкие металлические плечи.

— А-а-а! — гремел гигант сквозь оскаленные зубы. — Прок-кля-та-я!.. А-а-а!..

Колонноподобные ноги дрожали во все возрастающем напряжении. Словно из неведомого, иссякающего источника приливали в тело гиганта все новые и новые силы, которым, казалось, не было конца. И вместе с ними все выше и выше гремел его голос.

Прижавшись к стене, Павлик не верил своим глазам: ему показалось, что скала покачнулась и пришла в движение! Под его шлемом бились, звеня и сплетаясь, испуганные голоса друзей:

— Павлик! Что случилось?… В чем дело? Почему так кричит Скворешня? Павлик! Павлик!.. Да отвечай же!..

Павлик ничего не слышал, никому не отвечал: он не мог прийти в себя.

Скала подавалась. Она колебалась. Она наклонялась под исполинским напором Скворешни. Еще! Еще немножко!

И вдруг, сорвавшисьс места, Павлик бросился к скале, и его пронзительный крик сплелся с громовым криком Скворешни:

— Ура-а-а!.. Еще немножко!..

Всеми своими маленькими силами мальчик налег на скалу возле огромных ног гиганта. И словно именно этого последнего грамма усилий не хватало Скворешне для полной победы. Скала дрогнула, закачалась и рухнула наружу, на покатое дно. Выход был открыт!

Ноги Скворешни бессильно упали, умолк его громоподобный голос, закрылись глаза, и, огромный, закованный в металл, он безжизненно вытянулся на песчаном дне грота.

Сквозь песчаное облако, поднятое со дна, дрожа от нетерпения и восторга, Павлик вскочил на поверженную скалу и выбежал наружу. Его звенящий голос понесся в пространство:

— Сюда! Сюда! Скворешня сбросил скалу! Скорее на помощь! Он умирает! Скорее! Я пеленгую ультразвуком! Ловите! Ловите! По глубиномеру — семьдесят два метра от поверхности!

Он водил дулом пистолета, и во все стороны помчались неслышные гонцы — вестники победы и горя.

Павлик не смог бы сказать, сколько прошло времени в этом лихорадочно напряженном ожидании — минута или час, когда из подводной тьмы вдруг донесся радостный крик Марата:

— Поймал! Поймал! Держи луч, Павлик! Держи! Плыву точно на норд-ост! Ко мне! Ко мне, товарищи!