Сергей Анисимов - Первый удар (сборник)

На минуту я задумался, вызывая в уме карту местности. Основная железнодорожная магистраль делает здесь немалый крюк, сначала выходя из горного района на степную равнину, а затем круто сворачивая на север, обратно в предгорья. В принципе, если срезать угол, то по прямой действительно будет не очень далеко. Однако я и не подозревал, что в горах существует еще какая-то неизвестная железнодорожная ветка!

Хотя возможность ошибки маловероятна – насколько я знаю, на железной дороге не бывает станций с одинаковыми названиями. Впрочем, это всегда можно проверить.

Я вернулся к окошечку кассы и переспросил кассиршу. Никаких проблем. Поезд действительно шел до нужной мне станции. А стоимость билета и вовсе привела меня в изумление – казалось, волна повышения цен так и не докатилась до этой глуши.

Я наскреб по карманам нужную сумму, получил горсть медяков сдачи и жесткий картонный прямоугольник с дыркой посередине, отпечатанными названиями станций и доисторической ценой – три рубля. Место в графе «№ вагона» пустовало. На вопрос, куда будет подан поезд, кассирша буркнула «третья платформа» и неопределенно ткнула пальцем куда-то себе за спину.

Удивленно пожав плечами, я вышел из станционного здания и на всякий случай решил заглянуть с обратной его стороны. Поезд и в самом деле уже стоял там – два облупленных вагончика, прицепленных к половинке тепловоза. Я забрался в последний. Там было тихо, тепло и уютно. Золотистые пылинки лениво танцевали в косом солнечном свете. Дальний конец вагона, где находилось купе проводника, был перекрыт дверью с белой занавесочкой на обратной стороне стекла. За ней явно кто-то обитал. Я выбрал купе поближе к выходу и плюхнулся на нижнюю полку, вытянув ноги и откинувшись затылком на жесткую перегородку.

Постепенно вагон заполнялся народом. Основу, естественно, составляли деревенские тетки – классические, не по погоде закутанные в юбки и платки, с многочисленными сумками, авоськами и корзинами самых различных форм, но одинаково невероятных объемов. Затем появилось несколько мужиков колхозного вида и стайка ребятишек, сразу же облепивших верхние полки. Сначала я присматривался к соседям, потом, заскучав, обратил взор к пыльному окну. За окном виднелись задворки станции, две железнодорожные платформы и теплушка, торчащие в этом тупике, похоже, не первый десяток лет.

Тепловоз тоненько засвистел, вагон дернулся, и пейзаж в окне плавно поплыл назад. Вскоре станционные пакгаузы и деревянные заборы сменились лесом, подступающим к самому полотну. Основная железнодорожная магистраль ушла в сторону, а наша ветка, забирая влево, постепенно отклонялась на север, углубляясь все дальше в горы. Колеса размеренно, по-домашнему постукивали на стыках. Мимо окна проплывали то каменистые уступы, то склон, поросший выгоревшей травой, то остроконечные верхушки елей. За ними в синеватой дымке открывался дальний пейзаж – поросшие таким же темным лесом горбатые спины гор.

На нескольких ближайших остановках большая часть пассажиров вышла. Вошедшие им на смену резко отличались как одеждой, так и манерами – две худощавые женщины средних лет в аккуратных ситцевых платьях, с маленькими лукошками, замотанными каким-то тряпьем, мальчик в шортах и аккуратно выглаженной рубашке и мужчина удивленного вида с трехлитровой банкой в руках. Женщины с мальчиком прошли дальше, а мужчина сел на боковое место напротив меня, поставил банку на столик. В банке была вода, а в воде плавали две золотых рыбки с шикарными радужными хвостами. Для аквариумных они, по-моему, были слегка крупноваты.

Локомотив свистнул, вагон, заскрипев, тронулся дальше. Я встал с места и, поймав на себе настороженный взгляд человека с рыбками, прошел в тамбур. Двери были открыты, площадка поднята. Никто не мешал мне спокойно устроиться на ступеньках и, вдыхая свежий лесной воздух, любоваться проплывающими мимо красотами южноуральской тайги. Густые еловые леса сменялись распадками, заросшими буйным кустарником, за ними следовали горные луга с сохнущими валками сена, а потом – березовые рощи на сбегающих в глубокую долину склонах. Поезд обогнул каменистую гряду и неожиданно загрохотал по мосту – в полусотне метров подо мной синие от чабреца известняковые уступы обрывались к черной, закручивающейся воронками воде. А потом все повторялось снова – ельник, луга, березняк…

Сверкнувшую на солнце полосу я заметил, когда наш поезд выполз на самый верх длинного и голого увала. Перевалив через гребень, он начал медленно спускаться в синий и сырой сумрак долины. Однако мгновенное зрелище далекого зеркала воды, блеснувшего за сизым безлесным гребнем пологого хребта, отчетливо запечатлелось перед глазами. Поэтому, когда через минуту или две поезд остановился прямо на склоне, возле полуразвалившейся скособоченной будки, я ни минуты не колебался. Собственно говоря, я вообще ни о чем не думал – ноги сами подняли меня и заставили спрыгнуть на щебеночную насыпь. Локомотив свистнул, и вагон, дернувшись, отправился в дальнейший путь. Я автоматически глянул на часы – восемь двадцать пять вечера. Следующий поезд будет ровно через сутки.

Половина девятого? Но солнце, как прибитое, висело в самом зените, словно так и не удосужилось сдвинуться с места с момента отправления…

Вместе со мной с поезда спрыгнули еще двое или трое. Но они так внимательно посмотрели на меня, словно сразу признав чужака, что я счел за лучшее слегка поотстать. Благо тропа была видна очень хорошо и сбиться с дороги казалось практически невозможным.

Сначала она слегка поднялась по склону к гребню холма, затем, перевалив его, направилась в долину. Где-то там, на границе видимости, маячили крошечные фигурки моих нелюдимых попутчиков. Я остановился, оглядел окрестности и полной грудью вдохнул воздух, напоенный запахом леса, сухой травы, луговых цветов и какими-то странными, совершенно неизвестными мне ароматами. Впрочем, и среди них тоже чудилось что-то знакомое.

Но пора идти. Я улыбнулся, подмигнул зависшему в вышине солнцу и бодро зашагал вниз по склону.

Первоначальной бодрости мне хватило лишь на час-полтора, от силы два. Я вряд ли сумел отмахать хотя бы десяток километров, когда почувствовал, что ноги совсем отказываются двигаться. Да и пейзаж вокруг, поначалу новый и необычный, постепенно стал приедаться. Однообразные травяные холмы с торчащими там и сям гранитными валунами сменяли глубокие лощины с каменными осыпями и холодными прозрачными ручьями, а затем все повторялось снова. Наконец я выбрал тенистый распадок с родником, обложенным белым камнем, под раскидистым деревом неизвестной мне породы. Холодная вода ломила зубы. Вдоволь напившись, я прислонился спиной к толстому шершавому стволу и блаженно прикрыл глаза. Последней мелькнувшей мыслью было: «Интересно, куда подевались глухие таежные леса?»