Последний секрет - Бернард Вербер

Серое вещество активизирует нейроны, которые за две тысячных доли секунды проводят от семидесяти до тридцати милливольт. Токи проходят по дендриту, пробегают мимо аксона, попадают в синапс. На конце синапса маленькие пузырьки, в которых находятся нейромедиаторы. Освобожденные токами, они распространяются по маленькому пространству, отделяющему нейронные края мембран других нейронов.

Мысль электрическая и химическая, как свет – корпускулярный и волнообразный.

В действие вступает глютамат нейромедиатора. Когда он задевает нейрон, тот в свою очередь пропускает тридцать милливольт.

Глютамат – это возбудитель, но его воздействие уравновешено нейромедиатором габа (для получения гамма-аминобутановой кислоты), а это уже ингибитор. Из тонкого равновесия рождаются идеи. В мозге Исидора Катненберга сто миллиардов нейронов, тридцать пять из них напряжены. Внезапно журналист перестает думать о чем-либо другом. Его мозг потребляет столько энергии, что кончики его пальцев бледнеют и слегка немеют. И вдруг – догадка.

– Одиссей отвечает: «Меня поджарят», – произносит Исидор.

Затем он объясняет:

– Вот ведь досада для Циклопа! Если Одиссей сказал правду, он должен его сварить. Значит, поджаренным ему не быть. Выходит, Одиссей солгал. Но если он сказал неправду, его-таки надо поджарить. Будучи не в состоянии разрешить эту дилемму, Циклоп не может выполнить свой приговор, и Одиссей спасен.

142

Большой церемониал. Звучит опера Верди.

Жан-Луи Мартен выразил желание лично присутствовать при операции. Тогда его кровать вместе с компьютером переместили в операционную. В изголовье у него большой предмет, покрытый белой тканью.

«Мне надоело наблюдать через видеокамеру, я хочу видеть своим глазом».

Исидор, чуть прикрытый голубым халатом, привязан к операционному столу. Доктор Черненко начинает брить его череп. Фломастером она намечает точки, через которые введет зонд в мозг журналиста.

– Ты назвал меня Циклопом? – думает Жан-Луи Мартен. – Узнай же могущество Одиссея. Он упрет тебе в лоб рогатину.

Больной LIS вспоминает день, когда Самми подвергся той же операции.

Разница в том, что Катценберг вовсе не мечтал о ней. Каждый в больнице жаждал ее, я все подготовил, чтобы запустить вторую «ракету», а вышло так, что вознагражденный не нуждается в вознаграждении. Такова жизнь.

Достаточно не пожелать чего-то, как вам это предложат…

Лукреция тоже здесь, она привязана к креслу. Чтобы девушка молчала, ей залепили рот пластырем.

– Они спят вместе! – спрашивает себя Мартен. – Во всяком случае, после операции ни одна женщина не сможет доставить ему столько удовольствия, как Последний секрет. Стоит мне подать сигнал, и в его голове взорвется бомба.

Больной LIS сидит, спинка его кровати поднята. Так ему лучше видно происходящее.

Лукреция бьется в своих узах.

Она действительно хорошенькая. И к тому же такая энергичная. Лучше бы мы выбрали ее. Кажется, в греческой мифологии бог, посланный Зевсом, чтобы узнать, что лучше: быть женщиной или мужчиной, на день оставался то в женском, то в мужском теле. Вернувшись, он объявил, что предпочитает быть женщиной, потому что у них удовольствие в девять раз сильнее, чем у мужчин.

Жан-Луи Мартен решает, что следующим подопытным будет женщина.

Впрочем, почему не Лукреция? Когда она поймет, насколько счастлив ее друг после операции, она, вероятно, тоже захочет испытать подобное.

Наташа Андерсен ассистирует матери. Она заключает череп Исидора в металлическую конструкцию, образующую вокруг головы журналиста подобие короны с винтами.

Доктор Черненко пропитывает обезболивающим раствором ту зону, которую собирается вскрыть. Затем включает электродрель. Сверло приближается к голове. Исидор закрывает глаза.

143

Ни о чем не думать, думает он.

144

Вдруг пронзительно звенит сигнализация. Кто-то проник в больницу.

Мигают красные огни тревоги. Доктор Черненко в нерешительности останавливается.

Больной LIS отдает приказ на экране: «Продолжайте!» Дрель снова жужжит и еще быстрее приближается к черепу Исидора Катценберга. Она касается кожи, и вдруг дверь распахивается. С револьвером в руке в операционную врывается Умберто. Он берет всех на мушку.

– Я вовремя! – восклицает моряк.

Он сноровисто отвязывает Исидора. Тот в свою очередь освобождает подругу. Она пылко бормочет что-то под пластырем. Чтобы понять ее, ему приходится резко сорвать пластырь.

– Что вы пытались мне сказать? – спрашивает Исидор.

– Я хотела предупредить вас: не срывайте мне пластырь сразу, это больно, – с раздражением отвечает она.

Капитан «Харона» знаком приказывает Наташе и ее матери отступить.

«Умберто, как я счастлив снова вас видеть», – появляется на экране.

– Вы знаете, как меня зовут? Я, однако, никогда вас не встречал! – удивляется моряк, продолжая размахивать оружием.

«Встречали. Вспомните. Зимний вечер. Вы были за рулем машины. Может быть, вы немного выпили. Или задремали».

Умберто хмурит густые брови.

«Вы потеряли управление и сбили пешехода».

Смутившись, моряк останавливается.

«Этим пешеходом был я. И это из-за вас я теперь в таком состоянии. Если б не вы, я по-прежнему жил бы нормальной жизнью, в окружении семьи и друзей».

Умберто, внезапно оглушенный виной, смотрит на лежащего. Лукреция хочет добавить к своему списку: власть вины.

– Я… я… – запинается бывший нейрохирург, почти опустив револьвер. – Нет. Это невозможно. Тот, кого я сбил, не шевелился. А учитывая, какой был удар, тот тип не мог выжить.

На экране появляется надпись:

«Периферийная нервная система вышла из строя, но мозг все еще работает. Это называется LIS, Locked-In Syndrome. Вы должны знать это, доктор. Красивое название. Как имя цветка, не правда ли? По-французски: Синдром Заживо Заточенного».

Умберто отодвигается.

– Откуда вы знаете, что это я?

«Скучно, когда не можешь пошевелиться. А когда скука довлеет, начинаешь чем-нибудь заниматься. Меня интересовали многие вещи. Помимо прочего я хотел знать, кому я обязан своим положением. И нашел. В сущности, вы мой должник, дорогой Умберто. Сначала я хотел вас убить. Мой мозг разъедала кислота мести. А потом, когда узнал, что вы утонули в алкоголе, решил, что жизнь отомстила за меня лучше, чем я сделал бы это сам. У меня, по крайней мере, осталось самоуважение. Тогда как вы… Вы пали так низко… Я был счастлив видеть вас в таком состоянии, так сильна была моя ненависть. Но потом я захотел превозмочь себя. Я попросил Феншэ сделать вас перевозчиком. Вы – палач, спасенный своей жертвой. Знайте об этом».