Василий Звягинцев - Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!

Через минуту до яхты донёсся гром, похожий на отдалённый выстрел двенадцатидюймового орудия.

Только Басманова знал, что подобным звуком сопровождается перенос крупной массы через межвременной барьер.

Остальные просто посмотрели на небо, не увидев туч, слегка удивились. О том, что где-то может идти бой, мыслей не возникло.

Меньше чем через полчаса к борту «Абрека» «с шиком», гася тридцатиузловую скорость «полным назад», подошёл крейсер «Изумруд», сначала семафором с мостика, а потом и голосом испросил разрешения швартоваться «борт к борту». Разведённой реверсом волной яхту ощутимо раскачало, но рулевой и швартовая команда «Изумруда» сработали выше всяческих похвал.

На палубу «Абрека», ещё до того, как корабли прижались кранцами и остановились, рисуясь марсофлотской лихостью, перепрыгнул моряк в белом кителе с Георгиевским крестиком на груди.

– Капитан второго ранга Белли прибыл в ваше распоряжение, господин полковник, – сверкая белозубой улыбкой, доложил он Басманову, всем прочим отдав легкий полупоклон. Ни Катранджи, ни Исаков заслуживающими отдельного внимания фигурами ему не показались.

– И отчего это вдруг? – спросил Басманов. – Да вы подсаживайтесь, прибор сейчас принесут, – указал он капитану на накрытый стол. – Вроде на эту тему у нас ни с кем разговора не было…

И тут же в кармане у него подал вибровызов «портсигар» Верещагиной. Как и обещал Воронцов – «если что».

Полковник отошёл за ближайший кильблок и откинул крышку блок-универсала.

– Слушаю, Дмитрий Сергеевич…

– Это я тебя слушаю. Крейсер подошёл?

– Так точно. Белли минуту назад представился. Пижонит, как всегда. И темнит…

– А ты чего хотел? Дело молодое, я б тоже сейчас козликом скакал. Девиц поблизости нет?

– Нет, на берегу остались.

– Значит, пусть службу без восхищённых глазок вокруг несёт. Он тебе сейчас полностью подчинён. С Катранджи я переговорю, через радиорубку крейсера, а дальше по обстановке.

– Так Ибрагима что, на крейсер переправить?

– Именно…

Пока Исаков расспрашивал кавторанга, откуда здесь взялся его странный крейсер, вроде как систер-шип погибших в японскую и мировую «Изумруда» и «Жемчуга», но и отличающийся в существенных деталях, Катранджи прямо по корабельному радиотелефону общался с Воронцовым.

Впрочем, в этом для него ничего странного теперь не было – события в Замке сильно расширили его кругозор.

Дмитрий не стал говорить ему, что вместо трёхнедельного, как минимум, перехода в Крым из новозеландского форта решили организовывать его переправу через половину глобуса опять же с помощью Замка, то есть как бы помимо всяких контактов с материальным миром и, само собой, без потрясений соседних реальностей. Хотя, с другой стороны, всё их множество входило в единый континуум Гиперсети, и каким-то образом между собой взаимодействовало, опять же по-библейски – «нераздельно и неслиянно».

Единственный эффект, от которого избавиться не удавалось даже в таком варианте, – звуковой, адекватный переносимой массе. Что полностью подтверждало «посюсторонность» форзейлей, Замка и всего с ними связанного. Переносы материальных объектов по методикам Удолина, сквозь уровни эфира, никакого воспринимаемого человеческими чувствами эха не создавали.

Вышел турок из радиорубки в состоянии странной задумчивости.

– Что-то случилось, Иван Романович? – участливо поинтересовался Басманов прямо с палубы «Абрека». От мостика крейсера его отделяло не больше пяти метров. Мало ли какие у человека могут быть неприятности, раз из другого мира его «к прямому проводу» позвать просят: гарем экстренно и неизлечимо заболел, биржевый крах случился или соратники, пользуясь его отсутствием, экстренный «октябрьский пленум»[150] провели.

– Ничего особенного. Просто этот ваш «товарищ» сказал мне, что всё меняется. Что сегодня же нужно загрузить вот на этот корабль весь наличный запас вооружения и немедленно переправить его в указанное мною место…

– В смысле?

– Я должен за ближайшие три-четыре часа определить новое место выгрузки, всего одно, и не из тех, что раньше планировал. С вашей помощью связаться с кем-то из доверенных моих людей, которые должны не позднее завтрашних четырёх утра (Катранджи назвал день и время для своей реальности) встретить груз и иметь при себе ликвидные ценности на оговоренную сумму… Как-то быстро и неожиданно у вас там обстановка меняется… И вообще, о сумме мы пока не условились, и роль господина Воронцова мне теперь совсем непонятна.

Ибрагим выглядел не то растерянным, не то обиженным, что для такого человека было совсем не свойственно. Да и вообще, с момента, как он оказался в орбите «Мальтийского креста», он довольно сильно изменился. На набережную Одессы совсем недавно сходил будто бы совершенно иной персонаж.

– Ну с суммой мы решим. Иван Степанович, – повернулся он к Исакову, – свяжитесь с берегом, пусть доложат, чего и сколько они могут отгрузить сегодня до… полуночи. Передайте, что под погрузку подойдём через… За час управимся? Вот, значит, пусть и начинают товар на рампу подавать…

– А роль адмирала Воронцова… – ответил он на предыдущий вопрос Ибрагима. – Вот такая у него роль – главного пожарного, на случай непредвиденных случайностей, о которых мы только что говорили.

…В одной из многочисленных бухт Севастополя ещё с Крымской войны, а то и раньше располагались минно-артиллерийские склады, в двадцатом ещё году, сразу после легализации «господина Ньюмена» с друзьями в качестве ближайших помощников генерала Врангеля переоборудованные в весьма своеобразный «завод + арсенал». В нем хранились отнюдь не реальные запасы оружия и иной техники, а лишь «выставочные образцы», нужные в основном для демонстрации немногочисленным заказчикам или особо доверенным инженерам. Но действительно, секретные и недоступные никому из «местных», кроме Басманова, помещения таили в себе то, благодаря чему во многом и существовала Югороссия.

Один зал занимали собственно дубликаторы и обеспечивающая их работу аппаратура, а два других – собранные из медных полос и стержней клетки, вроде тех, что предназначены для содержания зверей в зоопарках. Клетки были разных размеров – от маленьких, «трёхкубовых», до полномасштабных, достаточных, чтобы в них помещались по два «нормальных товарных вагона» образца 1875 года. Те самые всем известные «теплушки». На них всё и было рассчитано. После ряда экспериментов Левашов убедился в оптимальности именно такой конструкции. В «приёмное отделение» дубликатора загонялся вагон с любыми грузами, а через несколько секунд в «отсеке выдачи» появлялась его точная копия. Вагон сразу можно было цеплять к маневровому мотовозу и отправлять на железнодорожную станцию или на пирс, где была оборудована довольно простая перегрузочная система из списанных корабельных кильблоков и шлюпбалок. После чего дублирование повторялось нужное число раз. Необходимая для технических нужд и обеспечения процесса «трансмутации» (а как ещё назвать производство материальных предметов из атомов окружающей атмосферы, а может – из пресловутого вакуума?) электроэнергия поступала с переоборудованного и поставленного под берегом на бочку списанного крейсера «Память Меркурия», заодно исполнявшего роль хорошо вооружённой плавказармы для роты охраны объекта.