Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Не мешайте, – посоветовал Диего.

– Думаете?

– Я ее знаю, ей лучше не мешать. Минута тридцать две секунды. Вы обещали.

Время шло.

– Да! – закричал дон Фернан, когда Джессика, точная как хронометр, подала голос. – Что? Вы ангел! Наш ангел-спаситель! Сеньор Пераль, правда, она ангел?

Маэстро не ответил. Он был не лучшего мнения об ангелах.

– Сеньор Пераль, она отбила сообщение по гиперу! Яффе отозвался! – в былые годы такой плебейский восторг значил для элегантного дона Фернана потерю лица. – Велел ждать здесь. Он уже связался с гематрийским представительством в Эскалоне. Они пришлют аэромоб на пеленг вашего уникома. Сеньорита Штильнер посчитала, что так будет быстрее. На сорок семь минут, плюс-минус минута. Вы доверяете аламу Яффе?

– Доверяю. Но я не знаю, как включить пеленг на моем уникоме.

– Они включат его сами, дистанционно. Так сказала сеньорита Штильнер, и у меня нет причин сомневаться в ее словах.

Диего вспомнил, что за кунштюки проделывал с его коммуникатором Гиль Фриш. Мастерству людей Яффе маэстро доверял вполне. Захотелось выругаться: грязно, от души.

– У меня тоже, – сказал он.

Стоявшая рядом Карни покраснела.

– Да! – коммуникатор дона Фернана грянул боевой трубой. – Что? Проклятье!

Связь прервалась.

– К сожалению, я не имею возможности проводить вас, – маркиз ударил кулаком в ладонь. – Обязанности губернатора требуют моего присутствия в городе. Вынужден вас покинуть. По прибытии – дайте знать. Прощайте!

– До свиданья, Фернан, – улыбнулась Карни.

Четверо солдат подняли кресло с губернатором Бравильянки, еще двое – кушетку. Пятерка ветеранов, повинуясь знаку маркиза, осталась. Он прав, подумал Диего. Пока мы не улетим отсюда, охрана будет не лишней.

Ждать, считай, не пришлось. В небе за рекой сверкнула капля ртути. Луна давно утратила блеск, растворилась в воздухе; над рекой курился туман. От утренней свежести Карни то и дело вздрагивала. Маэстро шагнул ближе, обнял за плечи…

Как подкошенный, рухнул первый солдат. Ни крика, ни звука выстрела, только слабый треск разряда. Следом – валет в карточном домике, разрушенном ветром – повалился второй. Третий. Четвертый. Пятый. Когда аэромоб сел, стояли двое: Диего Пераль и Энкарна де Кастельбро. Бежать не имело смысла.

Бежать было некуда.

– Я видел вас в новостях, – сказал Крисп.

Он был безоружен. При желании маэстро нашпиговал бы его сталью раньше, чем щенок клацнул зубами. Но за спиной молодого человека, которого Диего когда-то считал любовником журналистки Эрлии, стояли мужчина и женщина с парализаторами в руках. Маэстро видел, что эти двое сделали пятью разрядами с пятью солдатами. Церебральный парализатор «Хлыст», вспомнил он. Первое гражданское значение, разрешение не требуется. «Имей в виду, – предупредил новичка начальник охраны верфей, – они встают. Кто покрепче, те и встают. Лучше вообще не пользуйся. Носи для понта. Если не рвать жопу на флаг…» Нет, сеньор, ответил Диего, давно не новичок в безжалостных тупиках Ойкумены, далекому начальнику охраны. Я не планирую рвать жопу на флаг. Это не «Хлысты», это серьезно. Крепче, слабее – стегнут, и лягу пластом.

– Вы помогали тушить пожар, – сказал Крисп. Он разговаривал с Карни, и только с Карни, словно Диего Пераля не существовало на белом свете. – Сперва я не поверил. Пересмотрел на повторе. Ненавижу пожары. Я смотрел и смотрел, чуть не рехнулся. Представляете?

Время, взмолился маэстро. Пространство против нас. Разряд быстрее выпада, мне не успеть, не достать. За нас – время. Яффе велел: ждите. Гематры прилетят, должны прилететь. Пусть щенок лает. Пусть лает взахлеб, как можно дольше, хоть до утра. Если его горлохваты отвлекутся на машину гематров…

– Наложил сверку с оригиналом. Ваши снимки есть в вирте, – тени лежали на лице Криспа маскировочной раскраской диверсанта. Тени колыхались, заменяя обер-центуриону мимику, превращая его в актера. Тональный светлый крем, пятна и полосы темного грима. – Бессмертие, да? Эксперименты по воскрешению? Теперь я понимаю, почему гематры сбросили нам мелкие козыри. Не бойтесь, вам ничего не грозит. Вам и объекту.

Крисп замолчал.

– Вам и вашему мужу, – поправился он. – Или жениху? А, какая разница… Видите, я скоро смогу назвать его по имени. Уже могу. Господин Пераль, не делайте глупостей. У меня есть снимки, которые вас заинтересуют. Не поверите, но я успел сняться даже с вашим отцом. Я боялся, что вас придется разыскивать. Скачал карту Бравильянки, самую подробную. Кого вы здесь ждали? Вряд ли меня, правда? Он неудачник, тот, кого вы ждали. Он неудачник, а я везучий. Мы засекли вас еще на подлете…

Он не в себе, отметил маэстро. Мы – благоразумные трусы. Мы закрылись от чуда, ушли в глухую защиту, приняли со смирением, как милостыню. Щенка чудо шарахнуло наотмашь, оглушило. Говорит и говорит, словно боится, что удача упорхнет в паузу. Отец утверждал: это признак бездарности. Талант – мастер пауз, виртуоз молчания. Щенок помянул отца?

– Мой отец. Если вы хотя бы пальцем…

– Пальцем? У нас другие методы. Ваш отец – тот еще живчик. Я перехватил его на выходе из театра, в последний момент. Он ценит поклонников, ваш отец. Идет навстречу, дает автографы. Пойдите и вы, ладно? Садитесь в машину, мы возвращаемся в Эскалону.

– В Эскалону? – удивился Диего.

Почему-то ему казалось, что помпилианцы свалились прямо из космоса. В салоне аэромоба горел свет: резкий, с синеватым оттенком. Подсвеченные со спины, мужчина и женщина с парализаторами были силуэтами, лишенными подробностей. Она выше его – вот и все, что удавалось разобрать. Да, оружие. Они держали оружие так, что маэстро отлично видел парализаторы и понимал, что это за предметы. В сочетании с пятеркой бесчувственных, похожих на трупы солдат – убийственный аргумент. Свет, поза, угроза – Луис Пераль-старший пришел бы в восторг. Есть люди, которые знают, что они делают и зачем. Таких людей лучше не дразнить без нужды.

– Космопорт, – объяснил Крисп. – Мы летим на Октуберан.

– Мы?

– Да. Я, вы, ваша жена. Мои коллеги. Если потребуется, их число увеличится. Это подходит под слово «мы»?

– Нет, – вдруг произнесла Карни. – Мы с вами никуда не летим.

Ее голос звучал тихо, буднично. Маэстро стоял боком к девушке, стараясь не упускать из виду помпилианцев, но поразился метаморфозам голоса доньи Энкарны. Семнадцать лет, вздрогнул Диего. Господи, помилуй! Разве так говорят в семнадцать лет? Он видел, как напряглось лицо молодого лже-любовника Эрлии. Щенку тоже не понравилась реплика Карни: ни смысл, ни интонации.