Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur

— Так почему все-таки ты мне помог тогда, в пещере? Жалко стало?

Тимор-Алк хмыкнул:

— Нет. Просто так.

— Не было команды болтать, — раздался из темноты голос Аиры. — Сейчас придем. Не отвлекайтесь.

Прошло минут десять, прежде чем ход, идущий по широченной спирали, уперся в задраенную дверь. Под руками Аиры дверь открылась; Крокодил поразился, сколько на ней замков, присосок и охранных устройств. За дверью был свет — стены фосфоресцировали едва-едва, но Крокодилу, привыкшему к темноте, этого хватало.

Уперлись в следующую дверь. Аира коснулся сенсора рукой, и дверь разошлась, как и первая, без единой заминки. Чмокнули присоски, втянулись металлические стержни; Аира повел спутников дальше, дверь срослась за их спинами, и Крокодил ощутил холодок в животе.

За третьей дверью обнаружился широкий коридор с железной скамьей, тянущейся вдоль сизой стены. Аира остановился:

— Тут можем сделать короткий привал… собственно, мы должны его сделать, по технике безопасности. Поищите: где-то здесь должны быть туалеты, вода, еда.

Он опустился на скамейку и вытянул ноги; Крокодил огляделся. Он успел привыкнуть к траве, к вездесущей зелени, к гладким и теплым деревянным поверхностям на Раа. Здесь было прохладно, сухо и абсолютно тихо. Шум воды, почти всегда сопровождающий человека на Раа, означал бы здесь аварию трубопровода, больше ничего.

Тимор-Алк прошел по коридору вперед, заглянул за угол:

— Ого, тут прямо гостиница…

Крокодил подтянулся к нему. В стальном отсеке, похожем на большую тюремную камеру, стояли несколько двухэтажных коек. Втяжные шланги на стенах снабжены были маркировками: пищевые массы, витаминные напитки нескольких разновидностей. За растяжной ширмой угадывался сортир, совмещенный с душем. Подчеркнутая функциональность предметов, положенных в основу быта, будто призвана была заявить: здесь вам обеспечена жизнедеятельность. Но не жизнь.

Крокодил заново осознал красоту Раа. Простоту и естественность всех этих ручьев и фонтанов, лесов и скверов, травы и хижин. Ему захотелось поскорее уйти из тесного металлического помещения.

— Я сейчас, — пробормотал Тимор-Алк. Крокодил оставил парня в отсеке и вернулся к Аире, который по-прежнему сидел, вытянув ноги, на железной скамейке. Его губы шевелились; присмотревшись, Крокодил узнал беззвучные слова. «По праву, — говорили губы Аиры. — Мы здесь по праву».

Крокодил, помедлив, опустился рядом. Железное сиденье врезалось в зад, железная спинка — в позвоночник.

— Предполагалось, что тут могут круглосуточно работать инженеры-ремонтники, — сообщил Аира.

— Здесь неприятно, — сказал Крокодил. — Как-то жутко.

— Мы под боком у стабилизатора, — Аира стукнул кулаком в стенку за своей спиной. — Психологический эффект. Собственно, поэтому круглосуточное дежурство отменили. Да в нем и нет надобности…

Крокодил прислушался и понял, что давно отвык от ватной, пустой тишины, в которой ни воды, ни сверчков.

— Что он там?.. — Аира кивнул в сторону жилого блока.

— По-моему, у него живот свело от нервов, — сказал Крокодил.

— Подождем.

Аира прикрыл глаза. Его рука, лежащая на колене, сжималась и разжималась, будто разминая эспандер. Крокодил несколько минут смотрел на эту пульсирующую ладонь, прежде чем понял, почему так страшно: раньше Аира никогда не выдавал свое волнение жестами.

— Что тебя смущает? — Аира не смотрел на него.

— Ты нервничаешь.

Аира вдохнул, будто желая втянуть в себя весь окружающий воздух:

— Еще не поздно вернуться.

— Ты серьезно?

— Да… или нет, — Аира криво улыбнулся. — Знаешь, на самом деле без моей помощи ты никогда не прошел бы Пробу.

— А как возмущался, когда тебя заподозрили в необъективности, — пробормотал Крокодил.

— Потому что я не был необъективным. По сути я прав.

— Я вижу, как ты мной манипулируешь, — сказал Крокодил.

— Нет, — сухо отозвался Аира. — Если бы я манипулировал — ты бы не заметил.

— Ты серьезный человек, Консул.

— Ты тоже, мигрант.

— Я всего лишь обыватель.

— Не думаю, — Аира посмотрел на свою руку, которая все сжималась и разжималась. — Скажи, тебя любят женщины?

— Меня?! Ну, так… некоторые любят. Любили.

— Твоя жена?

— Она? Нет. Может, пару дней в жизни она меня любила. Или пару часов.

— А ты ее?

— Ну… А почему ты спрашиваешь?

— Так просто, — Аира ухмыльнулся. — Я боюсь. А так в жизни ничего не боялся, Андрей.

— Но ведь не смерти, — помолчав, предположил Крокодил.

— Я боюсь ошибиться.

— Раньше ты никогда не ошибался.

— Ошибался. Просто мало кто знает. Они замолчали.

— Можно мне спросить? — начал Крокодил.

— Да?

— Как у вас… что у вас случилось с Альбой? С дочерью Шаны?

— Ошибка, — Аира приподнял уголки губ. — Мы вместе выросли и почему-то очень… сблизились в детстве. Как близнецы. Читали мысли друг друга. Так бывает.

— Я знаю.

— И было ясно без предсказаний, что мы так и останемся вместе. Взрослыми тоже.

— Понятно.

— Но я всегда очень серьезно относился к Пробе. Я представлял, как это будет, готовился, тренировался…

— Как все.

— Пожалуй, больше всех… В какой-то момент она мне сказала: «Для тебя твой индекс социальной ответственности важнее живых людей». Имела в виду прежде всего себя… Это уже потом, после Пробы.

— А она не прошла?

— Почему? Она прошла Пробу в шестнадцать лет. Я к тому времени уже работал… В оперативной группе стратегического спокойствия Раа.

— И она приревновала тебя к целой планете? Аира пожал плечами:

— Она понимала, что обида — чувство жалкое, а ревность недостойна полноправной гражданки Раа. Но ничего не могла с собой поделать и расщепила реальность. Она многому у меня научилась.

— Этому можно научиться?

— Ты, например, научился регенерировать за пару минут.

— Ага, — Крокодил поерзал на железном сиденье. — Она придумала себе парня, который никогда ее не бросит ради какой-то там службы?

— Нет. Она заново сотворила мир. Только маленький, для себя. Ее замысел был — любовь и свобода.

— Погоди! — Крокодил вскинул ладонь. — Но ведь Творец Раа, его замысел… тоже ведь… где-то так?

Аира покачал головой:

— Поторопи мальчишку, нам пора идти.

— Что мне, со стульчака его снимать?! Мы не договорили!

Аира вздохнул:

— О чем тут говорить? С ее прекрасным миром случился коллапс: любовь пришла в конфликт со свободой, а свобода — с материей в виде оплодотворенной яйцеклетки. Процесс нельзя было повернуть вспять. Альба отказалась мечтать, отказалась рожать, потом отказалась жить. Мальчишку извлекли из ее тела… потом.