Питер Уоттс - Ложная слепота (сборник)

«Тезей» открыл огонь, он палил осколками изолятора, неподвластными электромагнитному обману, – далекими и темными, невидимыми для человеческих глаз. Но сквозь тактический прицел огневых роботов я видел их и наблюдал, как они прошивают небеса двойным черным пунктиром. Линии сходились, пока орудия выцеливали мишень, затем скрестились на двух призрачных, пытающихся убежать сюрикенах, распятых в полете сквозь бездну и повернувшихся к «Роршаху», точно цветы – к солнцу.

Наши пленники не одолели и полпути, как очередь разнесла их в клочья.

Куски продолжали падать, и внезапно поверхность объекта внизу ожила. Я дал увеличение: по корпусу «Роршаха», прямо в открытом космосе, катилась волна шифровиков, похожая на оргию змей. Некоторые сцеплялись щупальцами друг с другом, выстраивая заякоренные одним концом, шевелящиеся позвоночные цепочки. Они поднимались ввысь, колыхались в радиоактивном вакууме слоями суставчатых водорослей, тянулись… цеплялись…

Ни Бейтс, ни ее роботы скудоумием не страдали. Они отстреливали переплетавшихся шифровиков так же безжалостно, как беглецов, причем с большим успехом. Но мишеней было слишком много, как и ошметков, подхваченных на лету. Я дважды заметил, как собратья собирали куски Растрепы и Колобка, растерзанных в клочья.

Лопнувший баллон закрыл КонСенсус огромным надорванным лейкоцитом. Где-то рядом заныла еще одна сирена: датчик движения. Откуда-то с кормы в вертушку влетел Каннингем, шарахнулся от пучка труб и кабелей, уцепился за что-то.

– Твою мать! Мы улетаем, нет? Аманда?

– Нет, – ответил отовсюду Сарасти.

– Чего… – «тебе еще нужно?» Я с трудом удержался. – Аманда, что, если оно откроет огонь по кораблю?

– Не откроет, – она не отрывала глаз от своих окон.

– Откуда ты…

– Не может. Если бы «Роршах» зарядил в себя чуть больше энергии, мы бы заметили изменения в тепловом спектре и микроаллометрии. – Между нами крутился раскрашенный искусствеными цветами ландшафт, где широты отмеряли время, долготы – изменение массы. Алыми пиками вздымались над равниной килотонны. – Ага, чуть ниже уровня шума…

– Роберт, Сьюзен, – оборвал ее Сарасти. – К воздушному шлюзу!

Джеймс побледнела.

– Что? – воскликнул Каннингем.

– Лаборатория сейчас столкнется с кораблем, – отчеканил вампир. – Вытащите оттуда образцы. Немедленно!

Он прервал связь прежде, чем кто-нибудь успел открыть рот.

Каннингем возражать не собирался – ему только что отменили смертный приговор: зачем командиру волноваться за сохранность биопсий, если бы он не считал, что у нас есть шанс унести с ними ноги? Биолог взял себя в руки и нацелился в носовой люк.

– Иду, – бросил он и прыгнул вперед.

Должен признать, Сарасти стал лучше разбираться в психологии. Но на Джеймс или на Мишель или… – Я не мог точно сказать, кто у руля, – мотивация не подействовала.

– Я не могу идти туда, Сири, это… я не могу…

Только наблюдай, не вмешивайся!

Порванный баллон бессильно ударился о правый борт и размазался по броне. Мы ничего не почувствовали. Вдалеке и одновременно в опасной близости легионы на поверхности «Роршаха» расходились. Они исчезали в пастях, проступавших, отворявшихся и волшебным образом вновь смыкавшихся на корпусе объекта. По оставшимся шифровикам невозмутимо продолжали вести огонь наши орудия.

Наблюдай!

Банда четырех шарахалась передо мной, перепуганная до смерти.

Не вмешивайся!

– Ничего, – успокоил я ее. – Я пойду.

Распахнутый шлюз, как оспина на бесконечном обрыве. Из него я выглянул в бездну.

Этот борт «Тезея» был обращен в сторону от Большого Бена, отвернулся от врага. Панорама, тем не менее, открывалась тревожная: бесконечный простор далеких звезд – колких, холодных и немигающих. Единственная золотая светила чуть ярче, но казалась столь же далекой. То слабое утешение, которое мог бы принести мне ее вид, рассеялось, когда Солнце на краткий миг померкло: может, пролетающий метеорит… или один из лопатоносых спутников «Роршаха»?

Один шаг – и я буду падать вечно.

Но я не оступился и не упал. Нажал на спусковой крючок, неторопливо вылетел из шлюза, обернулся. Вниз во все стороны уходил наружный панцирь «Тезея». Около носа над горизонтом бронзовой зарей вздымался запечатанный смотровой блистер. Ближе к корме из-за склона выглядывал рваный сугроб: край разбитой лаборатории.

И фоном всему, так близко, что казалось, можно дотронуться, – бесконечные темные тучи Большого Бена: клубящаяся стена, протянувшаяся к далекому плоскому горизонту, который я даже теоретически едва мог себе представить. Присмотревшись, различил в темноте бесконечные оттенки серого, – но отвел глаза. На краю поля зрения вспыхивала тусклая, угрюмая краснота.

– Роберт? – Я вывел на дисплей телеметрию со скафа Каннингема: крутой, неподвижный утес изо льда, подсвеченный до контрастности нашлемным фонарем. По изображению катились помехи от магнитосферы «Роршаха». – Ты там?

Шипение и треск. Вздохи и бормотание в электрическом гуле.

– Четыре точка три. Четыре точка ноль. Три точка восемь…

– Роберт?

– Три точ… черт. Что… Ты что там делаешь, Китон? Где Банда?

– Я за нее. – Я еще раз спустил курок и поплыл к снежным равнинам. Мимо, хоть руку протяни, катился выпуклый корпус «Тезея». – Тебе подсобить.

– Тогда взялись, нет? – Он пролезал через расселину: опаленную, рваную дыру в ткани, опадавшей от прикосновений. Распорки, разбитые панели, мертвые манипуляторы ледниковыми торосами загромоздили снежную пещеру; их очертания плыли от помех. Тени в свете нашлемника растягивались и дергались как живые. – Я почти…

В свете фонаря мне почудилось еще какое-то движение. На самом краю экрана что-то развернулось.

Телеметрия сдохла…

Внезапно выяснилось, что Бейтс и Сарасти орут у меня над ухом. Я пытался затормозить. Мои дурацкие бесполезные ноги топтали вакуум, подчиняясь древней инстинктивной блокировке из тех времен, когда все чудовища были прикованы к земле. Но к тому моменту, как я вспомнил о необходимости нажать на спусковой крючок, передо мной уже вздымалась лаборатория. За ней, будто совсем рядом, виднелся «Роршах» – огромный и зловещий. По его перекрученным граням плоскими молниями вились тусклые зеленые просверки. Словно тягучие пузыри в грязевом вулкане, сотнями открывались и захлопывались пасти, и в каждой «Тезей» мог уместиться целиком. Я едва заметил судорожное движение прямо впереди: неслышный выброс темной материи из-под опавшего купола. К тому времени, когда я снова увидел Каннингема, биолог летел силуэтом на фоне адского трупного свечения, окутавшего «Роршах».