В Храмов - Сегодня - позавчера

Сколько я так топал - не знаю. Все силы мои были направлены на одно - не потерять сознания. Ноги механически передвигались, тело, как будто само, огибало стволы деревьев, уворачивалось от веток и сучьев. Меня очень сильно тошнило, мутило, всё тело, каждая косточка и клеточка болели.

И вот, через вечность лесного странствия, раздался тихий, тревожный голос:

- Стой, кто идёт?!

- Свои, - прохрипел я, - Свои! Ребята, Медведь я!

- Ребята, Медведь! Живой!

Ко мне подбежали два чёрных силуэта. Я напрасно так обрадовался - расслабился и тут же рухнул им на руки без сознания.

Контуженный порядок.

Я пришёл в себя с недоумением и тем же вопросом: "Где я?" Понял, что лежу, попытался встать, но в плечи мне упёрлись руки и молодой девичий голос попросил:

- Лежи, милок, лежи.

- Как тебя зовут?

- Таня.

- Таня, где я? Кто тут командир, позови его сюда. Иди, иди, зови. Я уже в порядке.

Как только давление рук ослабло, я сел, но оказался в каком-то неустойчивом положении, поэтому стал падать. Чьи-то руки меня подхватили, усадили и голос Кадета запричитал:

- Дядь Вить, тебе лежать надо!

- Вот ещё новость! Некогда, Миша. Миша? Я дошёл?

- Дошёл, дошёл. Я так рад! Мы все рады. Ребята из первой роты сказали, что ты под танк с гранатой прыгнул и подорвал себя с танком. А ты пришёл.

- Мои? Рассказывали? Живые, значит? Сколько человек спаслись?

- Сто семнадцать.

- Ого! Супер!

- Правда, наших мало совсем. Сапёры, Шиловские, Лешие, пушкари. Из рот по десятку, либо. Много из Свиридовского батальона. Сам Свиридов не пришёл. И Ё-комбат погиб. И никто из командиров не вышел. Только Семёнов. Он теперь старший. А вот и он.

- Как Семёнов? Почему? - но тут меня опять рвота скрутила.

Мне, наконец, полегчало. Я смог оглядеться. Точно, лесопилка. Знакомые стены плясали в свете костров. Костров?

- Вы что, охренели? Какие костры?

- Люди промокли, продрогли, - начал Шило.

- Молчать! Почему ты тут командуешь? Кадет, кто отменил мой приказ? Ё-комбат погиб. Меня он назначил исполнять обязанности комбата. Я приказал тебе быть комендантом лагеря. Кто отменил мой приказ?

- Но, Семёнов - старший по званию, - пролепетал Кадет.

- По названию! Ты сам сложил с себя полномочия? - я, наконец, встал, достал из кобуры свой пистолет. Я чувствовал, что ярость мне застит разум, но не было сил остановить самого себя.

- Кадет, на колени!

Миша бухнулся на колени, смотрел на меня удивлённо. Кругом стояла сплошная стена людей в мокрых плащах.

- За самоличное сложение с себя полномочий, за нерешительность и трусость в боевой обстановке, за беспечность, демаскировку подразделения в непосредственной близости от противника, за угрозу безопасности жизням вверенных тебе людей, за невыполнение прямого приказа вышестоящего командования, приговариваю тебя, сержант Перунов, к высшей мере социальной защиты.

Миша стоял на коленях, опустив голову, дёргался, будто каждое моё слово было ударом. Кругом воцарилась тишина, я "ощущал потрескивание" пси-поля. Я поднял пистолет, направив его прямо в макушку Миши. Иначе нельзя, прости, Миша! Взвёл пистолет и нажал на курок.

В абсолютной тишине сухо щёлкнул боёк пистолета. Выстрела не последовало. Я поднял пистолет - обоймы в нём не было. Это получается, я всю дорогу сюда шёл фактически безоружным?

- Встань, сержант. Считай приговор приведённым в исполнение. Бог тебя в этот раз спас, не закончен твой путь, долг не уплачен. И всем говорю: за невыполнение моих приказов, за демаскировку отряда, за трусость и лень, за пренебрежение к долгу - буду расстреливать на месте! Игры закончились! Тут война! Сейчас же перенести костры в ямы, укрытия, выставить дозоры, послать разведку во все направления, слышишь Шило! Ты - начальник разведки - не более. Кадет - мой зам. В моё отсутствие или в случае моего выбытия - он ваш командир. Приготовить лагерь к эвакуации. Шило - разведай северный и северо-восточный маршрут. Исполнять!

- Я рад, что ты выжил, Виктор Иванович! - ответил мне на это Шило.

- Это мы ещё посмотрим, - буркнул я и опять упал на колени, отвернувшись под телегу, на которой я и лежал всё это время. Меня тошнило, тошнило (чем интересно? желудок уже несколько часов пустой), а потом я опять отрубился.

Уходим в "тень".

Когда я "появлялся" опять, мы провели "планёрку". Состав: я, Кадет, Шило, Леший и Оскальдович, ставший нашим старшиной. Обсудили дальнейшие планы, решили перенести лагерь глубже в лес на десяток километров. Больно уж мне не нравилось на лесопилке - место "засвеченное". На лесопилке оставляли лишь усиленный "секрет". Могли появиться ещё выжившие, навроде меня. Присутствующим командирам поручил распределить людей меж своими отрядами исходя из уровня подготовки. Получилось, что десяток человек оказались в подчинении Оскальдовича, остальные - Шила. У леших слишком специфична подготовка - никто, пока, не годился для пополнения его отряда, но Лёха обещал "надрюкать" несколько ребят. Шило доложил, что разослал во все стороны пары разведчиков, расставил тройки дозорных. На этом совещание закончили, стали сворачивать лагерь. Я послал налегке вперёд леших и тех ребят, которых Леший себе отобрал - они готовят маршрут.

- Помни, Лёша, не руби прямые просеки длиннее десяти метров, нет, лучше пяти метрами ограничимся. Конная повозка пройдёт, повернёт. А с воздуха не должно быть видно. Главное - маскировка. Нам никакой сейчас бой не нужен. Ни победный, ни разгромный. Никакой. Нам надо раствориться в лесу. Над этим подумайте и накрепко запомните все. Костры разводить только в ямах, дым рассеивать лапником, на открытые места даже не соваться, дорог избегать, всё маскировать. Абсолютно всё. Ох, сколько же тысяч наших бойцов и командиров поплатились этим летом за то, что не умели маскироваться, не умели ходить лесами и пёрли прямо по дорогам. А те, кто умел в лесу жить - до самой передовой без потерь добирались. Нам так же надо. И ещё. Всех касается, особенно тебя, Шило. Мы должны всё знать о противнике, он не должен не только нас видеть - знать о нас не должен. Ясно?

- Это как так?

- А вот так, - я начал было объяснять, но опять их лица уплыли вдаль, потом схлопнулись - я опять отрубился.

Очнулся, трясясь в телеге. Я был накрыт шинелью и брезентом. Откинул всё это, поднялся, остановил возницу, сошёл на землю:

- Поехали, - махнул вознице. Сам взялся за жердь телеги, пошёл рядом. Бронник с меня сняли, разгрузку тоже, на мне была чужая гимнастёрка и ватник.

Подбежал Кадет.

- Где мои вещи? - спросил я его. Он откинул брезент на телеге, показав мне обгоревшие на плечах и рукавах куртку и рубаху. От жара горящего танка брезент куртки и хэбэ рубахи стали жёлтыми, разбрелись.