Смена - Хью Хауи
– Нет… – Миссия возненавидел Родни за такие слова.
– Да. А почему, по-твоему, мы ненавидим наших отцов? Потому что она заставляет нас их ненавидеть. Подсовывает идеи, из-за которых мы от них уходим. Но лучше от этого не становится. – Он махнул рукой. – Но это уже не важно. То, что я знал вчера, заставляло меня опасаться за свою жизнь. За жизнь всех нас. А то, что я знаю сейчас, дает мне надежду.
Пистолет поднялся. Миссия не верил собственным глазам. Его друг нацелил оружие на Старую Ворону.
– Подожди… – Миссия поднял руку.
– Отойди, – приказал Родни. – Я должен это сделать.
– Нет!
Рука его друга напряглась. Ствол был направлен на беззащитную женщину в механическом кресле. Она была матерью им всем, она убаюкивала их, лежащих в колыбельках и на ковриках, ее голос вспоминался им во время стажерства и позже.
Отшвырнув парту, Фрэнки метнулся к Родни. Элли завопила. Когда пистолет громыхнул, Миссия бросился в сторону. Он почувствовал удар в живот, внутри вспыхнул огонь. Он рухнул на пол, и тут пистолет громыхнул во второй раз. Кресло рывком отъехало в сторону, когда руку старухи свело судорогой.
Миссия упал, стискивая живот. Руки стали липкими и влажными.
Лежа на спине, он увидел, как Ворона обмякла в теперь уже неподвижном кресле. Пистолет рявкнул снова. Но этот выстрел оказался лишним – ее тело лишь дернулось, как от удара палкой. Фрэнки налетел на Родни, парни упали и сцепились. На шум в комнату ворвались охранники.
Элли плакала. Она зажимала рану на животе Миссии и оглядывалась на старуху. Она плакала по ним обоим. Миссия ощутил во рту вкус крови, и он напомнил ему тот случай, когда в детстве Родни ударил его, во время игры. Они всегда лишь играли. Переодевались и изображали своих отцов.
Вокруг него топали ботинки, у кого-то черные и блестящие, у кого-то изношенные. Те, кто уже сражался, и те, кто еще только учится.
Родни подошел к Миссии, глаза его были тревожно распахнуты. Он попросил его держаться. Миссии хотелось ответить, что он попробует, но боль в животе была слишком сильной. Он не мог говорить. Его просили, чтобы он не отключался, но ему хотелось только спать. Перестать существовать. Не быть ни для кого обузой.
– Будь ты проклят! – завопила Элли.
Она крикнула это Миссии, а не Родни. Потом забормотала, что любит его, и Миссия попытался ответить, что знает. Ему хотелось сказать ей, что она всегда была права. Он представил на миг детей, которые у них будут. Участок, какой получится, если объединить их фермы, и длинные непрерывные ряды кукурузы – как жизни, тянущиеся из поколения в поколение. Поколения людей, что держатся ближе к дому и друг к другу, занимаются тем, что умеют делать лучше всего, и радуются тому, что они не обуза друг для друга.
Ему хотелось сказать все это и еще много чего. Очень много чего. Но когда Элли склонилась над ним, а он попытался заговорить, то смог лишь прошептать среди топота и криков, что сегодня был его день рождения.
Колыбельную мою
Тихо я тебе спою
С чужедальней стороны
Скрашу песней твои сны.
Утро, вечер, день ли, ночь —
Уходите страхи прочь!
Ангел, милая, поверь
Их не пустит в твою дверь.
Тихо, милая, не плачь…[13]
57
Три года спустя
Пока Элли готовила ужин, Миссия переоделся. Сменив рабочий комбинезон, он вымыл руки, стер щеткой грязь из-под ногтей и понаблюдал, как грязь смывается в раковину. Кольцо на пальце было снимать все труднее – суставы стали жесткими и болели после работы мотыгой. Наступило время сажать рассаду.
Намылив руки, он сумел-таки стянуть кольцо. Вспомнив последний раз, когда он уронил его в раковину, Миссия аккуратно отложил его в сторону. Элли насвистывала в кухне, возясь у плиты. Когда она открыла духовку, Миссия ощутил запах жаркого из свинины. Придется кое-что сказать жене. Им пока не по карману покупать свинину просто так, без особого повода.
Грязный комбинезон отправился в стирку. Когда Миссия вернулся на кухню, на столе горели свечи. Они держали их на случай аварийного отключения света, когда идиоты внизу переключались на запасные генераторы и принимались чинить главный. Элли это знала. Но прежде чем Миссия успел сказать ей что-то насчет жаркого или свечей либо сообщить, что урожай фасоли будет не столь хорош, как он надеялся, он увидел ее сияющую улыбку. Так сиять она могла только по одной причине – но это было невозможно.
– Нет, – сказал он, не смея поверить.
Элли кивнула. В глазах у нее блестели слезы. Когда он к ней подошел, они уже струились по щекам.
– Но наш билет выпал совсем недавно, – прошептал он, обнимая ее.
Элли пахла сладким перцем и шалфеем. Он ощущал, как она дрожит.
Элли всхлипнула. Радость переполняла ее настолько, что ее голос дрогнул.
– Док сказал, что это случилось в прошлом месяце. Во время нашего окна, Мисс. У нас будет ребенок.
Волна облегчения затопила Миссию целиком. Облегчения, а не радости. Облегчения из-за того, что все законно. Он поцеловал жену в щеку, и к перцу с шалфеем добавилась соль.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
– Жаркое! – Она высвободилась и метнулась к плите. – Я собиралась сказать тебе после ужина.
– Все равно рассказала бы сейчас, иначе пришлось бы объяснять про свечи, – рассмеялся Миссия.
Он налил два стакана воды и дрожащими руками поставил их на стол, пока она наполняла тарелки. От запаха жареного мяса у него потекли слюнки. Он уже предвкушал, каким жаркое окажется на вкус. Это будет вкус будущего, вкус грядущего.
– Не дай ему остыть, – предупредила Элли, расставляя тарелки.
Они сели и взялись за руки. Миссия мысленно выругал себя за то, что не надел кольцо.
– Да будет благословенна эта пища и те, кто питает ее корни, – произнесла Элли.
– Аминь, – завершил Миссия.
Жена сжала его руки и лишь потом взялась за вилку и нож.
– Знаешь, – сказала она, разрезая жаркое, – если будет девочка, назовем ее Эллисон. Насколько я могу вспомнить, всех женщин в нашей семье звали Эллисон.
Миссия задумался, насколько далеко могла простираться эта семейная память. Вряд ли очень далеко, иначе это стало бы необычным. Пережевывая мясо, он поразмышлял над предложенным именем.
– Ладно, пусть будет Эллисон, – согласился он и подумал, что со временем ее тоже будут звать Элли. – Но если
