Р. Лафферти - Шесть пальцев времени

В конце концов, им пришлось прийти к нему, и они материализовались в его комнате, люди без лиц.

— Выбор, — сказали они. — Вы заставили нас проявить бестактность, чтобы озвучить его.

— Я не стану одним из вас. От вас смердит ямой, этой древней грязью, из которой слеплены клинописные таблички страны между реками, — запах народа, который существовал до появления людей.

— Это длилось так долго, что мы сочли, что это будет длиться вечно. Однако Сад, который располагался по соседству, — вам известно, как долго просуществовал Сад?

— Не имею представления.

— Все произошло в течение одного дня, и к наступлению ночи они были изгнаны. Вы хотите разродиться чем-то более долговременным, не так ли?

— Нет. Я не уверен, что хочу.

— А что вам терять?

— Только мою надежду на вечность.

— Но вы не верите в нее. Ни один человек никогда по-настоящему не верил в вечность.

— Ни один человек никогда до конца не верил в вечность, но и никогда до конца не отвергал ее, — сказал Чарльз Винсент.

— По крайней мере, вечность недоказуема, — сказал один из безлицых. — Ничего не доказано, пока не наступил конец. Но в случае наступления конца ее существование будет опровергнуто. И все это время не будет ли искушения поинтересоваться: «А что, если она закончится в следующую минуту»?

— Думаю, если мы сохраним живую плоть, то получим своего рода гарантию, — сказал Винсент.

— Но вы не уверены ни в выживании плоти, ни в получении гарантии. В настоящий момент мы подошли к вечности вплотную. Когда время мультиплицирует самое себя, и это повторяется вновь и вновь, разве это не приближение к вечности?

— Не думаю. Но я не стану помогать вам. Один из вас говорил, что я слишком привередлив. Итак, теперь вы скажете, что уничтожите меня?

— Нет. Мы лишь позволим вам быть уничтоженным. В одиночку вам не выиграть гонку.

После этого Чарльз Винсент почему-то почувствовал себя более зрелым. Он понял, что ему и впрямь не предназначено быть шестипалым существом из ямы. Он понял, что, так или иначе, ему придется заплатить за каждую выгаданную минуту. Однако то, что он выгадал, он использовал на полную катушку. И какие бы возможности ни открывало абсолютное овладение человеческими знаниями, он попытается их реализовать.

Он сильно удивил доктора Мэйсона медицинскими познаниями, которых он нахватался в справочниках, а доктор развлекал его демонстрацией озабоченности. Но, как бы там ни было, Винсент чувствовал себя прекрасно. Возможно, он был не столь энергичным, как раньше, но только потому, что теперь избегал бессмысленной активности. Он по-прежнему оставался призраком библиотек и музеев, но его удивили появившиеся сообщения о том, что старого призрака сменил молодой.

* * *

Теперь он наносил таинственные визиты Дженифер Парки реже. Ибо ее восклицания, адресованные призраку, вгоняли его в уныние.

— Твои прикосновения стали совсем другими. Бедняжка! Могу я хоть чем-нибудь помочь тебе?

Он решил, что она слишком молода, чтобы понимать его, хотя по-прежнему был очарован ею. Он перенес свою привязанность на миссис Милли Молтби, вдову, старше его, по меньшей мере, на тридцать лет. Однако ее манеры, по-девичьи жеманные, нравились ему. Кроме того, ее отличал острый ум и верность своим чувствам, и она тоже воспринимала его посещения без страха, ограничившись короткой паникой при первой встрече.

Они играли в игры — письменные игры, потому что общались в письменной форме. Она строчила фразу, потом поднимала бумагу над головой, откуда та исчезала, когда он забирал ее в свою среду. Он возвращал ответ через полминуты или полсекунды ее времени. У него было преимущество перед ней — гораздо больше времени на обдумывание ответа, но и у нее тоже было преимущество перед ним, которое заключалось в природном остроумии и упорном стремлении быть первой.

Еще они играли в шашки, и ему часто приходилось ретироваться на время между ходами и занимать себя чтением главы книги по искусству, и даже так она часто выигрывала; ибо прирожденный талант, вероятно, не менее ценен, нежели накопленные знания, разложенные по полочкам.

Но и к Милле он вскоре потерял интерес — по той же самой причине. Теперь его интересовала (нет, он не станет больше влюбляться или очаровываться) миссис Робертс, прабабушка, которая была старше его по меньшей мере на 50 лет. Он проштудировал все материалы, объясняющие привлекательность стариков для молодежи, но все равно не мог объяснить свои меняющиеся привязанности. Он решил, что трех прецедентов достаточно, чтобы сформулировать универсальный закон: женщина совершенно не боится призрака, даже если он касается ее, оставаясь невидимым, и пишет ей записки без помощи рук. Возможно, амурные призраки знали это давным-давно, но Чарльз Винсент сделал открытие самостоятельно.

Когда накапливается достаточно знаний по какой-нибудь дисциплине, в один прекрасный момент внезапно всплывает модель, словно образ в рисунке, увиденный там, где до этого он прятался в деталях. А когда будет накоплено достаточно знаний по всем дисциплинам? Разве это не шанс, что всплывет модель, контролирующая все на свете?

Чарльза Винсента охватил последний порыв энтузиазма. Во время долгого бодрствования, пока он поглощал источник за источником и сортировал информацию, ему казалось, что модель прорисовывается отчетливо и сама собой, при всей своей удивительной запутанности в деталях.

— Я знаю все, что знают они в своей яме, и я знаю тайну, которая неизвестна им. Я не проиграл гонку — я выиграл ее. Я могу победить их даже там, где они уверены в своей неуязвимости. Если нами будут управлять в дальнейшем, то пусть, по крайней мере, это делают не они. Все сходится. Я докопался до истины в последней инстанции, они проиграли гонку. У меня есть ключ. Теперь я смогу пользоваться временем, не боясь поражения и уничтожения, и даже не помышляя о сотрудничестве с ними.

— Осталось поделиться своими знаниями, опубликовать данные, и человечество избавится, по крайней мере, от одной тени. Я сделаю это сейчас же. Или чуть погодя. В нормальном мире близится рассвет. Я посижу здесь и немного отдохну. Потом я выйду и свяжусь с соответствующими людьми, чтобы разместить информацию. Но сначала я немного отдохну.

И он тихо умер в своем кресле.

* * *

Доктор Мэйсон сделал запись в своем дневнике: «Чарльз Винсент — классический случай преждевременного старения, один из наиболее наглядных во всей геронтологии. Я знал пациента на протяжении нескольких лет, поэтому могу подтвердить, что год назад его внешний вид и состояние организма не демонстрировали отклонений от нормы. Возраст пациента соответствует указанному, более того, я был знаком с его отцом. Наблюдение велось на всем протяжении болезни, поэтому проблем с идентификацией личности не возникало, кроме того, были сняты отпечатки пальцев для протокола. Я утверждаю, что Чарльз Винсент в возрасте тридцати умер от глубокой старости. Его внешний вид и состояние здоровья соответствовали возрасту 90 лет».