Иван Шишкин - Случайный попутчик.

– …основанное на подсознательном интуитивном когортивном и многофакторном анализе действительности, – все тем же сварливым тоном закончил Монах цитату из какого-то справочника по психологии. – Пойми, я не боюсь. Не боюсь! – громко произнес он. – Просто мне нужно больше, чем тебе, времени, чтобы сосредоточиться. Чтобы мобилизоваться.

– Все будет нормально, – твердо сказал Кадет. – Укладывайся, время массажа…

После массажа Монах неторопливо поднялся на ноги и сделал несколько приседаний. При этом он изображал на лице удовольствие, растягивал губы в улыбке. На самом деле ему было больно, потому что его левой ноге нужна была еще по меньшей мере неделя покоя и точечного массажа, но выбора, понимал Монах, у них не было: если Кадет все правильно рассчитал, то завтра-послезавтра лагеря рабов перегонят на земли, подчиненные чугам, и тогда – конец. Конец их судьбам, а возможно и их жизни – почти никому не удавалось вырывался из рабства чугов. От тех, кто вырвался, знали, что еще ни один раб чугов не доживал до старости: как только мужчина-раб не мог работать за двоих, а последний ребенок женщины-рабыни достигал семилетнего возраста, их убивали. К слову сказать, рачительные чуги даже костям рабов нашли применение – из них они варили свой знаменитый на всю Гиккею клей, Императорский клей. А мясо, срезанное с тел мертвых рабов, в Империи чугов консервировалось и шло на прокорм прожорливых собак-пастухов.

Сейчас эти собаки широким подвижным свободным кольцом охватывали лагеря рабов. Почти каждую ночь кто-либо из рабов или рабынь выбирал быструю смерть, перешагнув через пограничную веревку. Надсмотрщиков это нисколько не волновало – беги, жалкий раб! – рабов было много, очень много, потому что приплывающие в порт Дикка работорговцы продавали их необыкновенно дешево – на соседнем огромном континенте, Зеленых Землях, вот уже пять лет шли войны, и пленных было не счесть. Другие, но такие же беспощадные, как чуги, племена подчиняли себе территории и народы: здесь, на планете Гиккея, было раннее Средневековье, по классификации Цивилизованного Пространства.

Вот сейчас засвистит призывную мелодию дрессировщик, и собаки ринутся со всех границ лагерей к нему – за свежим кормом. Последние две ночи Кадет устанавливал с собаками-людоедами ментальный контакт.

Монах пригладил волосы на голове. Стричь или как-нибудь заплетать волосы рабам запрещено. И бриться тоже. Так их легко даже издали отличить от чугов, всегда бритых и наголо стриженных. И делает похожими на вечных врагов чугов – гилей Королевства Стерра. А у Кадета безволосое лицо и шея, как у гиля, и это раздражало многих чугов.

– Ты здоров, Урод? – зычно крикнул издали надсмотрщик Бык, отвлекаясь от своего основного занятия – воспитания рабов своим бичом. Никакой насмешки в его голосе не было – только искренний интерес. Вот уже третью неделю медленного пути каравана рабов по неровному плоскогорью от порта Дикка к границам владений чугов он ежевечерне избивал Кадета бичом, и каждое утро интересовался тем, как он себя чувствует.

– Нет, все-таки он ревнует, – сказал неделю назад Монах, – ведь за многие годы его честной службы ты – первый раб, а возможно – вообще первый человек, который выше его ростом и, как он подозревает, равный ему по силе. Да еще у тебя не растет борода. Если бы ты был просто одним из нас, он бы забил тебя сразу, на второй или третий день пути, на очередном привале, чтобы напомнить всем остальным, что их жизнь ничего не стоит. Но ты – купленный раб, чужая собственность, а собственность, свою и чужую, чуги почитают выше всего. Возможно, Каддет, собственность – это их божество. Поэтому искалечить тебя, испортить чужую собственность, нельзя. Приходится Быку терпеть и злиться от бессилия. Вот если бы ты напал на него…

В первую неделю пути Бык многое сделал для того, чтобы у Кадета была такая возможность, и чтобы он воспользовался ею: иногда вечером он не надевал на него цепи или ярмо на шею, а обходился не тугими петлями тонкого корабельного каната, или, словно нечаянно, оставлял в пределах досягаемости дерзкого раба свой маленький острый бритвенный нож, нож-кадык, а потом, будто внезапно вспомнив, бросался его искать под рваньем, одетым на Кадета… Он не понимал, почему Кадет ни одной из этих возможностей не воспользовался. Не понимали и другие рабы. Только друг, Монах, все понимал. Но две недели назад его нога была еще хуже, чем сегодня. И вот они, наконец, оказались на ничейной территории между землями королевства Стерра и Империи чугов.

– И все-таки я не понимаю, почему я так интересен Быку, – тихо ответил Монаху Кадет. – Здесь что-то другое, не эмоциональное, ну, – объяснил он, видя, что Монах не понял, – что-то более важное. Какая-то идея.

– Идея? – переспросил Монах. – Мысль, так? О, да, Быка мучает мысль, – улыбнулся Монах. – Это ужасно.

– Я здоров, Бык, – громко ответил Кадет, поднимаясь во весь свой хороший рост, чтобы позлить надсмотрщика – высокого, красивого, прекрасно сложенного. Бык ухмыльнулся и подошел к нему. Этот ритуал повторялся каждое утро после вечерней порки: Бык никак не может понять, почему его замечательный бич не может сотворить с кожей этого гиганта же самое, что творит с кожей груди и спины любого другого раба. Бык не имеет представления о возможностях биомедицины, самолечения и аутотренинга. Ведь боль можно просто отключить от сознания.

– Может быть, Урод, твой почтенный хозяин разрешит мне поиграть с тобой, когда увидит, как ты непокорен и неблагодарен, может быть, уже совсем скоро, через пять или четыре дня, – осмотрев следы бича на руках раба и опять разочаровавшись результатами своих трудов, со злобой сказал Бык. И эти его слова подтвердили догадку Кадета – совсем скоро они окажутся во владениях чугов. – А еще лучше, – твердил Бык, – если он послушает моего совета и продаст тебя мне. Я заплачу за тебя… тридцать Империалов!

Империал чугов – тяжелая большая монета из тусклого чугского золота, это пять золотых монет Королевства Стерра. У чугов много золота.

– У-у, это очень большие деньги, Бык!… – восхитился Кадет. – Я горжусь такой ценой! И тебе будет не жалко тридцати больших золотых монет за удовольствие забить меня бичом? – спросил он, стараясь говорить как можно четче: все-таки, несмотря на все старания Монаха хорошее гиккейское произношение давалось ему не без труда.

– Глупая волосатая обезьяна, – возмутился Бык, – зачем мне тебя убивать просто так? Я бы устроил для нас поединок на мечах или секирах на Празднике Всех Вождей, который будет зимой, – мечтательно произнес он с улыбкой на своем красивом чеканном лице. Тщательно им самим выбритом: Бык следил за собой – вот сегодня на нем была надета новая синяя рубашка. Бык, почувствовав внимание, начал говорить громче, для всех, кто его слушал, а слушали его многие: