Елизавета Кардиналовская - Гибель счастливого города (сборник)

Ченк всем телом напряженно подался вперед, и его побелевшие пальцы до боли впились в подлокотники кресла.

— Но это либо глубокое заблуждение, либо сознательный обман! Нас, землян, будет в тысячи раз меньше, чем тех существ. К тому же, что мы сумеем сделать, не располагая ни радио, ни электричеством, ни нашими самолетами? Как бороться? Когда все, что у нас есть, вся наша культура останется здесь, на мертвой Земле, в вечном мраке?!..

Ченк вздрогнул и закрыл рукой репродуктор, будто пытаясь зажать рот Ренца. После вскочил и, заложив руки за спину, начал нервно расхаживать по ковру. И продолжал слушать теперь уже надломленный, скорбный голос друга…

— Я никогда не видал яркого пламени Солнца, как не видит его в наши дни никто из землян. Солнце умерло для нас, и лишь благодаря древней поэзии, что я изучаю всю жизнь — я один познал, узрел Солнце. Счастливые люди древности называли его «пылающим», «лучезарным». Я видел его призрак в своем воображении и не могу больше жить в сумерках нашей планеты. Прощай, Ченк! Я убиваю себя, ибо знаю, что не в силах тебя остановить. Ты слишком уверен в своей правоте, я — в своей. Только беды, только несчастья принесешь ты Земле. Видишь, я смертью своей доказываю, что не готов согласиться с тобой. О, если бы можно было дать Земле новое Солнце! Новое Солнце!..

Голос оборвался вслед за прозрачно-стеклянным звуком. А Ченк все стоял, сжимая в руке маленькую пожелтевшую книжечку, и не мог отвести глаз от вязи букв — «Солнечные кларнеты», П. Тычина.

Затем он сел и стал нервно листать страницы. Насыщенные солнечной мощью и красотой строки стихов сплетали траурный венок над гробом Ренца, и казалось, что умерший говорил словами поэта.

Больше не увижу — солнечных очей. —Буду вечно сам я в сумрачном аккорде.

Глаза Ченка жадно впитывали слова, и невольно яд их овладевал разумом…

…Через несколько минут Ченк сообщил Солнечному совету о самоубийстве профессора древней литературы Ренца О’Неля. Весть потрясла всех — за последние века то был первый случай самоубийства. В повестку дня очередного заседания Совета был включен доклад Ченка.

Будет бой

Огневой!

Смех будет, плач будет

Перламутровый…

Бесшумные аэрокресла слетались ко Дворцу мудрых решений.

Ченк первым прилетел во Дворец мудрых решений на заседание Солнечного совета и, взволнованный, сразу же прошел в Зал высшей мысли. Глубокие кресла, маленькие гнутые столики у каждого из них, мягкий свет — все позволяло всецело отдаться умственной работе, и под высоким, прозрачным куполом, венчавшим круглый зал, нередко зарождались гениальные идеи.

Ченк был один. После пережитого он хотел собраться с мыслями, обдумать неожиданные для него самого выводы, пришедшие вместе с болью.

Он не привык сомневаться. Дорога его всегда была ясна, и он решительно шел вперед.

На заводе, где он работал главным инженером, собирали, как и везде, межпланетные ракеты. Требовалось изготовить великое множество ракет, чтобы перевезти всех землян на другую планету, когда Солнце погаснет окончательно. А последние известия из Центральной обсерватории были такими неопределенными, такими тревожными… Необходимо ускорить выпуск ракет. Он уже договорился с Ренцем, что они вместе явятся в Зал высшей мысли, где Ченк торжественно подарит людям Земли свое изобретение, которое усовершенствует конструкцию ракет.

А теперь?..

Кто-то тихо притронулся к его рукаву.

— О чем вы так глубоко задумались, Ченк?

Он вздрогнул. Рядом стоял Председатель совета и ласково улыбался.

— Все мы знаем, какую страшную потерю принесла нам судьба. Но сейчас вы сможете отдохнуть мыслями и поделиться с нами печальными впечатлениями от неожиданной смерти нашего общего друга… Садитесь, прошу вас. Все уже собрались.

— Простите, — сухо и неприветливо ответил Ченк, — я немного задумался…

Полулежа в глубоком кресле, Ченк прищуренными глазами осматривал Зал. Фонографы, фотографирующие голос вместе с лицом говорящего, сложные приборы, записывающие четкими рядами мысли высокого напряжения, рефлекторы волевых импульсов и другие приспособления в строгом порядке стояли на каждом столике. Часть мест в Зале занимали члены Комитета мудрых решений; остальные места в большинстве своем пустовали — они предназначались для тех землян, которые приходили сюда с какой-либо выдающейся идеей. И если аппарат, принимавший и записывавший только мысли высокого напряжения, отмечал ее, автор такой идеи входил в Комитет.

Сейчас в Зале были лишь члены Солнечного совета, одной из многих секций Комитета. Знакомые, знакомые лица… Вдруг Ченк заметил, что на «кандидатском», как шутили между собой члены Комитета, месте сидит какой-то юноша. Ченк уже видел однажды его энергичные глаза в этом зале. Он горячо говорил тогда о своем проекте строительства нового солнца. Ченк хорошо помнил, как смеялись в тот день над молодым ученым!

— Вы собираетесь дать нам новое солнце, дитя мое? — иронично спросил его председатель. — Не захватили ли вы его случаем с собой? Кажется, оно у вас в кармане? Мы уже, знаете ли, вышли из того возраста, когда тешатся пустыми мечтами о подобных игрушках.

Все смеялись и даже не предоставили юноше слова для ответа. А сейчас он снова здесь… Сегодня… Именно сегодня, когда…

Усилием воли Ченк отвлекся от юноши и стал прислушиваться к речи председателя…

— О’Нель убил себя… Убил, как когда-то наши романтичные предки. Вы только что прослушали запись фонографа, передавшую нам его последние слова, и все вы понимаете, что это преступление. Да, собратья! Да! Это страшное преступление против всех землян. Разве мы, сильные среди сильных, не знаем так же хорошо, какие уродливые перспективы сулит нам переселение на другую планету? Но это единственное спасение. Солнце гаснет! Другого выхода у нас нет. Собратья! Давайте же быстрее строить ракеты! Мы должны всеми силами удержать землян от паники! Ренц О’Нель загубил себя, но его поступок следует скрыть, хранить в тайне. Иначе это испугает и обеспокоит всех — и кто знает, к чему еще приведет жителей Земли? Он предал наше дело, и мы обязаны предотвратить возможные последствия. Мужество и спокойствие — вот единственное, что спасет нас теперь, высокомудрые собратья!

Все внимательно слушали в тишине. Затем — перекличка голосов:

— Совершенно верно, собратья! Мы не можем всем открыть эту горькую правду.

— Это было бы преступлением!