Вячеслав Рыбаков - Зеркало в ожидании

Когда я очнулся, мне было холодно. Это было первое мое сознательное ощущение. Вторым была головная боль. А вообще-то болело все тело, и некоторое время я составлял в уме завещание, по которому единственным моим наследником становилось Общество Эвтаназии.* (* Эвтаназия - безболезненное умервщление.) Потом мне это надоело, я выпутался из креплений, раскрыл капсулу и выполз в то, что любитель прогулок назвал бы живительным горным воздухом. Прислушавшись по очереди ко всем болям и ощущениям, я решил, что кости и суставы целы, и включил термостат скафандра на обогрев. Мало-помалу тепло начало просачиваться в тело.

Я стоял на сосновых иглах, если только сосновые иглы бывают трех футов в длину и толщиной с палочку для помешивания коктейлей. Иглы образовывали сплошной упругий ковер, покрывающий землю у подножия деревьев, высоченных, как ионические колонны, и уходящих вершинами в темно-зеленые сумерки крон. В отдалении между стволами я заметил белые отсветы островков снега. Было тихо, совершенно тихо, и ни малейшего движения даже среди веток над моей головой. Приборы скафандра показывали, что давление воздуха - шестнадцать фунтов на квадратный дюйм, содержание кислорода - пятьдесят один процент, температура воздуха - десять градусов Цельсия, все, как мне и было обещано. Из данных пеленгатора следовало, что груз мой опустился примерно в ста милях к северо-востоку от того места, где я стоял сейчас. Насколько я мог судить по показаниям разных штук, имеющихся в пряжке моих хитроумных доспехов, все приборы там работали нормально. И если информация, которую я получил, была так же хороша, как заплаченные за нее деньги, я находился в десяти милях от того места, куда собирался попасть, примерно в полудневном переходе от пристанища Джонни Грома. Включив энергопривод скафандра и сверившись с компасом, я отправился в путь.

* * *

Слабое притяжение делало ходьбу неутомительной даже для человека, буквально измочаленного несколькими тысячами миль атмосферы. Скафандр тоже был хорошим подспорьем. Хотя по нему этого и не скажешь, но обошелся он мне примерно во столько же,

* * *

Джонни Гром шел вперед легкой походкой, покрывая расстояние с вполне приличной скоростью. Создавалось впечатление, что мешок за плечами ничуть его не тяготит. Одет он был в те же шкуры, которые были на нем, когда он шел от меня, а единственным его оружием был окованный сталью посох. Чудовищный четвероногий приятель трусил сбоку, уткнув в землю нос, а я просто шагал следом за Джонни. Моя поклажа была легка: гигант заметил, что чем меньше я буду нести за плечами, тем лучшее время мы покажем. Я ухитрялся не отставать, плетясь в то же время немного позади, чтобы все это выглядело натуральнее. Кости мои все еще немного ныли, но в общем-то я чувствовал себя почти как жеребенок при этой гравитации. Целый час мы шли молча, поднимаясь по длинному склону между огромными деревьями. Достигнув вершины, здоровяга остановился и подождал, пока я не подойду к нему, немного запыхавшийся, но в принципе выдержавший первое испытание.

- Здесь мы отдохнем, - сказал он.

- Черта с два, - ответил я. - Для тех бедняг, может быть, все минуты решают.

- Человек должен отдыхать, - веско заметил он и уселся, положив обнаженные руки на колени. Сев, он оказался вровень со мной стоящим. Мне это пришлось не по душе, и я тоже сел.

Чтобы перевести дух, ему понадобилось еще минут десять. Вообще, как я заметил, Джонни Гром был человеком, который не любил заводиться. Он умел выбирать оптимальный темп. Видно придется мне попотеть, чтобы загнать его до смерти на его собственном поле.

Мы пересекли широкую долину и опять оказались на возвышенности. Было холодно. Деревья росли здесь более редко, да и в высоту они были значительно меньше. Мороз и ветер искривили тонкие стволы, и они походили скорее на скрюченные , вцепившиеся в утесы, руки. Во впадинах почвы кое-где лежал снег, а некоторые признаки в небе свидетельствовали о том, что он может выпасть еще, и весьма скоро. Сквозь скафандр я почти не чувствовал резких порывов ветра, свирепо бросавшегося с горных вершин, а ведь великан воспинимал холод и ветер обнаженными руками!

- Разве у тебя нет куртки? - спросил я на следующем привале. Мы расположились на продуваемом со всех сторон выступе скалы, а скорость ветра, по моим подсчетам, приближалась к сорокамильному галопу.

- Здесь у меня плащ, - он похлопал по мешку. - Я надену его позже.

- Ты сам шьешь себе одежду? - я смотрел на дубленую кожу, мехом внутрь, скрепленную крупными парусными стежками.

- Эти одеяния мне изготовила женщина, - ответил он. - Это было очень давно.

- Что верно, то верно, - отозвался я. Я попытался представить его с женщиной, представить его подругу, как она движется, как выглядит. Женщина десяти футов ростом...

- У тебя есть ее изображение?

- Нет, ее образ хранится в моем сердце. - Он произнес эти слова словно некую ритуальную фразу. Интересно, подумал я, каково это - быть последним представителем своего народа. Но вопрос я задал иначе:

- Но зачем тебе это нужно? Жить здесь в одиночестве?

Он уставился на ледяные скалы.

- Здесь мой дом, - наконец сказал он. Еще один машинальный ответ, за которым не таилось ни единой мысли. До него никогда бы не дошло, и даже в голову, наверное, никогда бы не пришло бы, как он мог бы заставить доиться слезами и наличными несколько миллиардов голодных до сенсаций обывателей. Самая настоящая невыдуманная мыльная опора. Конец пути. Тупик. Бедняжка Джонни Гром, такой отважный и такой одинокий.

- А теперь зачем это нужно... то, что ты делаешь? - вдруг спросил он, и я почувствовал, как внутренности мои словно сжала невидимая рука.

- Что ты имеешь ввиду? - выдавил я сквозь зубы, и рука моя незаметно сжала кратерный излучатель, мгновенно выскочивший из рукава.

- Ты ведь тоже живешь один, Карл Паттон. Ты правишь кораблями касмоса, значит, ты постоянно одинок и постоянно испытываешь трудности. Вот хотябы сейчас - ты готов жизнь отдать за своих товарищей.

- Никакие они мне не товарищи, - огрызнулся я. - Они - просто оплаченный груз, и только. Не доставишь - ничего не получишь. И я вовсе не собираюсь жертвовать жизнью. Я просто совершаю прогулку для моциона.

Некоторое время великан испытующе глядел на меня.

- Мало кто решился бы подняться на Куклэйн в это время года. Тем более, не имея на то веских причин.

- У меня-то причина достаточно веская. Целых сорок тысяч причин.

Он как-то легко улыбнулся.

- Ты многолик, Карл Паттон, как мне кажется. Но ты отнюдь не глуп.

- Давай-ка трогаться, - сказал я. - Прежде чем я получу свои законные, нам еще ходить и ходить.