Александр Етоев - Человек из паутины

- Не бойтесь, не заразитесь. Меня здесь на что только не проверяли по СПИД включительно. Все внутренние органы в норме, в организме никаких отклонений. За исключением этой вот дряни. - Иван Васильевич устало махнул рукой. - Изучают, изучают, а толку?

- Да-а! Дела-а! Угораздило же тебя. - Негр Алик вдруг спохватился, нервно взглянул на дверь. - Сестру-хозяйку этот гусь обещал! Эй, мамаша! Бодрым шагом он направился к двери, открыл ее и выскочил в коридор.

Глава 8. "Фанта Мортале"

Издательство "Фанта Мортале" мягко тлело по направлению к Свану. Заказанный в срочном порядке новый перевод Пруста для грандиозной "Библиотеки шедевров" был выполнен хоть и в срок, но по качеству почему-то оказался много хуже оригинала. Издательская машина застопорилась. Типография выла волком и применяла штрафные санкции. Линия, забронированная под Пруста, простаивала вторую неделю. Бумага дорожала как на дрожжах и по цене уже приближалась к золоту. Хозяин, он же главред издательства, с горя ушел в подполье, и на все телефонные домогательства скромный голос Оленьки, секретарши, отвечал, что "главного еще не было", "не пришел", "сегодня уже не будет". А тут еще на И. В. Вепсаревича, ответреда "Библиотеки шедевров", напала эта странная лихоманка -изуродованный паучьей болезнью, вместо того чтобы напустить на Пруста цепную свору своих наемных редакторов, он отлеживался лежнем в больнице, пил кефир и ел бутерброды, которые ему приносила мать.

Николай Юрьевич Воеводкин, шеф, хозяин "Фанты Мортале", вращался в своем импортном кресле против часовой стрелки. Обычно это его успокаивало приходило на память детство: волчки, карусели, танцы в школьном танцевальном кружке. Но сейчас даже кресло не помогало. Мысли были мрачнее осени. Издательство шло ко дну, как "Титаник" в одноименном фильме. Надо было срочно переделывать перевод, кого-то сажать на текст, и всё это время! время! - а времени не оставалось совсем. Все попытки загрузить Вепсаревича натыкались на больничную стену: врачи настрого запретили больному всякую редакционную деятельность, а на просьбы и мольбы к маме, чтобы та заодно с кефиром протащила в палату рукопись, несговорчивая Ванечкина родительница отвечала категорическим "нет".

За дальним концом стола горбился переводчик Стопорков, автор злополучного перевода.

- Николай Юрьевич, вы поймите, ведь это же в корне неправильная позиция, - гнул свою линию переводчик. - Ну и что же, что классик. Это у них он классик да у Любимова. А по мне так он писатель из средних. Что-то вроде наших Боборыкина и Павленко. Он даже точку вовремя не умел поставить, поэтому у него все фразы такие длинные. А писать надо просто. Помните, как у Блока: "Ночь, улица, фонарь, аптека"? Вот где ясность, вот где гармония простоты. А то целых четыре страницы описывать куст сирени! Графомания это, а по-современному - гнать листаж. Я считаю, переводчик за автора не ответчик. Если автор написал плохо, то переводчик в этом не виноват. Это раньше мы занимались лакировкой действительности. Делали из Хемингуэя конфетку. А нынче надо читателю показать все недостатки оригинала. Чтобы автор не больно-то зазнавался. И читатель не считал себя человеком низшего сорта.

- Дмитрий, - поучал его Николай Юрьевич, - это же "Библиотека шедевров", а не какие-нибудь "Секретные материалы"! Вы же знаете, кто у нас в редколлегии. Лихачев, Егоров, Стеблин-Каменский... И при чем тут лакировка действительности?

- Архаисты, все как один. А мы - новаторы. Николай Юрьевич, вы же знаете, у меня своя школа, передовая. Сковороденко, Федоров, Мозельсон... Вы же сами меня когда-то на премию выдвигали. Ведь выдвигали?

- Это Вепсаревич вас выдвигал, вот и довыдвигался...

- А что? Я слышал, Ивана Васильевича уже того?.. В смысле, лишили должности?..

- Никто его должности не лишал. Заболел он, лежит в больнице.

- Боже мой, неужели рак?

- С чего вы взяли, что рак?

- Ну это я так, на всякий случай предполагаю. Значит, не рак? А если не рак, то что?

- Я не знаю, как это называется. Никто не знает, даже врачи. Что-то вроде паучьей болезни. Покрылся Иван Васильевич паутиной, и выскочили у него на теле прыщи... Или, наоборот, потом паутина, прыщи вначале.

- Постойте, постойте... Что-то я про такое слышал... Прыщи, паутина... И пауки бегают... ну вроде лобковых вшей.

- Нету у него никаких пауков.

- Нету? Значит, еще забегают. Какой у него период болезни?

-Дмитрий, если вы шутите, то время выбрали неудачное. Нам всем сейчас не до шуток. И вы прекрасно знаете, почему.

- Николай Юрьевич! Ну какие могут быть шутки! Я... Дверь открылась, и в кабинет заглянула Оленька:

- Толик принес картинки. Примете?

- Давай, - устало разрешил Николай Юрьевич, вытирая вспотевший лоб.

Улыбаясь, вошел худред. Улыбаясь, разложил перед Николаем Юрьевичем работы. Улыбаясь, замер в ожидании оценки руководителя.

С минуту Николай Юрьевич изучал художественный продукт. Затем ткнул пальцем в самый ближний рисунок.

- Это что? - спросил он худреда, нервно дергая жилочкой на виске.

- Логотип серии, - ответил, улыбаясь, худред. - Я сначала думал Аниного дракончика, но работа Чикина мне показалась лучше. Художник...

- Да вы что, с ума все посходили? Художник! При чем здесь художник?! Вы худред, вы оцениваете его работу! Что это такое? Скрещенные меч и посох? Это же буква "ха". Понимаете, что решит читатель? Что книги серии все на эту самую букву. Их никто покупать не будет! И мы опять будем... пардон, в заднице.

- Предлагаете оставить дракона?

- Предлагаю? Это вы должны предлагать! - Николай Юрьевич отщелкнул рисунок пальцем и подвинул к себе другой. - Здесь, здесь и здесь! Это же тролли, а у них у всех морды, как у узников Бухенвальда. Кровожаднее надо, чтобы кровь с клыков капала, чтобы человечье мясо с когтей свисало. А принцесса? Где, спрашивается, вы такую принцессу видели? Глазки-щелочки, ножки-щепочки, ручки... тьфу, слов не хватает! Да из-за такой уродины ни один рыцарь меч пачкать не станет, сразу на хер пошлет. А этому вашему мудильяни, - Николай Юрьевич уже тряс над столом очередным художественным творением. - передайте, что мы издательство коммерческое. И своих "Бурлаков на Волге" он пусть в музей какой-нибудь предлагает, а не сюда.

Николай Юрьевич развернулся в кресле и печально посмотрел на худреда:

- Толик! Неужели в городе нет ни одного стоящего художника? Не может такого быть! Вон на Невском сколько их возле Катькиного сада толчется. Сходили б, поговорили, объяснили наши требования, задачи... - Он не закончил, в дверь опять заглянула Оленька. Вид у нее был какой-то взъерошенный, удивленный.

- Приехал! - сказала Оленька таинственным шепотом. - Только это не он. Это... она.