Александр Бушков - Кавалерийская былина
Нервы стали, как струны, упади с дерева лист, коснись - зазвенят тоскливым и жалостным гитарным перебором...
- Неужто не заляжет, нажравшись? - сказал Платон сквозь зубы и вдруг натянул поводья. - А вот там, что это? Ей-Богу, вижу, вашбродь!
Но Сабуров и сам видел уже сквозь деревья: там, впереди, на лугу шевельнулось что-то зеленое - не веселого цвета молодой травы, а угрюмого болотного. У неширокого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку...
А неподалеку замер круглый блин аршинов трех в поперечнике и высотой человеку - ну, под мужское достояние, не выше. По краю, по всей окружности блина чернели непонятные комки, числом с дюжину, меж ними другие, синие, раза в два больше (этих с полдюжины), а в середине опухолью зеленело вздутие с четырьмя горизонтальными черными щелями, и над ними, на самом верху вздутия - будто гроздь из четырех бильярдных шаров, только шары алые, в черных крапинках. Сабурова вновь замутило - так неправилен, неуместен на зеленом лужку под утренним солнышком, чужд всему окружающему был этот живой страх, словно и впрямь приперся из пекла.
- Ну, такого можно и в шашки, - горячо прошептал Платон. - Лишь бы только кони не понесли. Покромсаем, ей-бо, курву!
- Ты погоди, - так же горячечно шепнул Сабуров. - Чем-то же оно хватало...
На лугу колыхнулся блин, множество ножек, сокращаясь-вытягиваясь, понесли его вперед со скоростью быстрым шагом идущего человека, и коровенка, только сейчас заметив это непонятное создание, глупо взмыкнула, вытаращилась, задрала вдруг хвост, собираясь припустить прочь.
Не успела. Взвихрились черные комки, оказавшись щупальцами аршин в пять каждое, жгуты превратились в широкие ленты, и весь пучок оплел корову, сшиб с ног, повалил, синие комки тоже взвихрились щупальцами, только эти были покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, только безглазыми - длинные пасти открыты, и зубов там не перечесть. Рев бедолажной животины вмиг затих. Чудище принялось жрать.
Сабуров не выдержал, перегнулся с прядавшего ушами коня - все, съеденное и выпитое с утра, рванулось наружу. Рядом то же самое происходило с Платоном.
- Ну, видел? - прохрипел Сабуров. - Куда его в шашки...
- Ах ты ж, с-сука!
Платон соскочил с коня - как ни разъярен был, а сообразил, что непривычный, нестроевой конь выстрелов над ухом испугается и понесет. Пробежал десяток шагов до крайних деревьев, обернулся:
- Коней держите, вашбродь, мне с винтовкой сподручнее!
До чуда-юда в самом деле было шагов двести - от сабуровских револьверов толку никакого. Сабуров крепко ухватил поводья. Урядник приложился. Целился недолго. Выстрел.
Чудо-юдо содрогнулось, зашипело - пуля явно угодила в цель, но непохоже, чтобы нанесла урон. Алые, в черных крапинках шары заколыхались, стали подниматься - словно со страшной скоростью вырастали алые цветы на зеленых стеблях, вот стебли уже не короче аршина. Шары качались, будто приглядывались, принюхивались - дьявол их ведает, как правильно, мотались в разные стороны, и вдруг все вытянулись в одном направлении - к ним, господи боже!
- Урядник, назад! - крикнул Сабуров.
Но урядник клацнул затвором берданы, досылая патрон. Выстрел. Должно быть, Платон целил в те шары, да промахнулся. Черные и синие щупальца одно за другим отрывались от раскромсанной коровьей туши, чудище зашипело, сокращая ножки, словно злилось, что его члены так неповоротливы. Тогда только урядник с разбегу запрыгнул на коня, перехватил его поводья у Сабурова, и они поскакали назад, пронеслись с полверсты, оглянулись никто не преследовал. Натянули повода, и кони остановились неохотно, после недолгого противоборства всадникам.
- Ну, видел? - спросил Сабуров. - Нет, саблями не выйдет. Никак ты к нему вплотную не подступишься. Разделается вмиг. Хреновые из нас Добрыни Никитичи, Платоша, не про нас это Змеище Горынище...
Лицо Платона стало остервенелым до крайности:
- Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам бить разве что...
- Одно и остается, - сказал Сабуров. - А ты заметил - ведет оно себя так, словно в него сроду не стреляли, не сразу и сообразило, что остерегаться следует. Непуганое...
- Господи ж ты, Боже мой! - взвыл урядник. Его конь всхрапнул и дернулся. - Ну откуда оно на нашу голову взялось, почему непуганое? Не должно его быть, не должно, в мать, в Христа, во всех святителей, вперехлест через тын! Не должно!
- Да ори не ори - а оно есть, - мрачно сказал поручик Сабуров. - И либо мы ему выхлестнем гляделки, либо оно нас, как ту коровенку... Положение хуже губернаторского во всех рассмотрениях. Пешком подходить - не успеем ничего сделать. Верхом - на лошадей надежды мало, не строевые. Чересчур часто его обстреливать - смотришь, поумнеет, раскинет, что к чему... Засада нужна. А каким образом?
Их тревожные мысли нарушил стук копыт, и незадачливые ратоборцы повернули головы. Трое, нахлестывая лошадей, скакали напролом, спрямляя по целине торную изгибавшуюся дорогу, - снова голубые вездесущие мундиры, ярыжки. Но все же это была организованная вооруженная сила, имевшая прямое отношение к властям, сообразил поручик, дал шенкеля своему коньку, вымахнул наперерез, закричал:
- Стойте!
Кони под жандармами взрыли копытами землю, запрокидываясь от резко натянутых поводьев на дыбы. Ствол карабина дернулся было в сторону поручика, но тут же опустился к луке. Поручик усмотрел знакомую щучью харю, и сердце упало, на душе стало серо, мерзко.
- Па-азвольте заметить, что вы, господин поручик, будучи вне строя, тем не менее имеете на поясе револьвер в кобуре, что противоречит уставу, сказал Крестовский, словно бы ничуть не удивившийся неожиданной встрече. А второй револьвер, заткнутый за пояс, и вовсе противоречит всем уставам, к тому же табельным оружием не является. Где ваша фуражка, наконец?
Поручик невольно схватился за голову и фуражки на ней не обнаружил Бог знает, где осталась и когда уронил. Но не время пикироваться. Он заспешил, захлебываясь словами, подъехавший урядник вставлял свое, оба старались говорить убедительно и веско, но чуяли - выходит сумбурно и несерьезно.
- Так, - сказал ротмистр Крестовский. - Как же, уже слышал, слышал, чрезвычайно завлекательные побрехушки... Оставьте, поручик. Все это очередные происки нигилистов, скажу я вам по секрету. Никаких сомнений. Вам сие незнакомо, а мы научены служебным опытом: все эти поджоги, слухи о самозваных царевичах, подложные его величества грамоты, золотыми буквами писанные, теперь вот чудище выдумали... А цель? Вы, молодой человек, не задумались, какая цель преследуется? Посеять панику, дабы взбунтовать народонаселение против властей и государя императора. Позвольте мне, как человеку опытному и облеченному доверием, рассеять ваши заблуждения. Цель одна - мутить народ да изготовлять бомбы. Знаем-с! Все знаем! Кто, что и когда! На сей раз не уйдет!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});