Альгис Будрис - Падающий факел

– Поддержим ли мы тебя? Ну конечно же, Ральф.

Хармон недоуменно нахмурился.

Вайерман вздохнул и провел рукой по лицу, словно снял с него невидимую паутину.

– Спасибо, – прошептал он.

Хармон взглянул на Геновича и поднял бровь. Генович пожал плечами и покачал головой. Он тоже ничего не понимал.

– Хорошо, господа, теперь, мне кажется, настала пора вернуться к остальным.

Вайерман собрался с силами и медленно встал с подоконника. Подняв голову, он слабо улыбнулся Хармону.

– Старику моих лет следует лежать в гамаке где-нибудь на лужайке на заднем дворе и следить за тем как растет трава.

Президент двинулся к выходу из кухни, следом за ним шагнул Хармон – Генович предупредительно открыл перед ними дверь и отступил в сторону. В гостиной они заняли свои места.

Члены кабинета встретили их в тишине, основные взгляды были устремлены на Вайермана, но и на Хармона и Геновича посматривали не без интереса, очевидно, гадая, что произошло между ними и Президентом на кухне. Хармон придал лицу невозмутимое выражение, сам пытаясь представить себе, что Вайерман предпримет теперь.

– Господа… – заговорил Президент. – Я думаю, у всех было время, чтобы четко представить себе последствия, истекающие из объявленного мной только что.

Вот в этом Хармон сомневался. Только что он убедился, каким толстым слоем ржавчины покрылись его собственные мозги. Он сильно сомневался в том, что головы у остальных работают лучше, а в ряде отдельных случаев – это касалось Йеллина, Дюплезиса и некоторых остальных – можно было смело считать, что при данных очевидных мыслительных способностях о здравых суждениях здесь речи вообще идти не могло. Но все и каждый в комнате солидно кивнули, с достаточно честными глазами, но именно эта общая готовность к ответу укрепила его уверенность в том, что на самом деле присутствующие еще очень далеки от окончательных и верных выводов.

Это не остановить, подумал Хармон. Оставшись без постоянной тренировки, мозги мало-помалу притупляются, и никто не может сказать, когда наступит финал – но уж если до этого доходит, обратной дороги не бывает. Но деваться некуда, это все, что у нас, собравшихся здесь, есть в наличии; мы будем пытаться работать с тем, что осталось.

Он снова с тоской вспомнил Такавара – жалко, что его нет сейчас здесь. Сожалеть можно было о многом, например о том, что все то же самое не случилось с ними десять лет назад. Или, еще лучше, в самом начале – такие они были светлые головы тогда, незаурядные зрелые люди. Однако история никогда не поворачивается вспять по желанию человека.

– Теперь у нас наконец есть шанс, – продолжил Вайерман. – Мы не можем позволить себе упустить его. Вся наша энергия, все наши способности должны быть посвящены этому. Впереди предстоит огромная административная работа, нужно будет составить многолетнюю программу и приступить к ее реализации. Как я понимаю, нам снова так или иначе придется вступить в тесный контакт с центаврианским правительством. Процедура встреч на высшем уровне потребует огромных затрат сил. Кроме того, как только освобождение нашей родины действительно начнется, мы все должны будем быть готовы к возвращению, чтобы встать во главе восстания. В данной ситуации, по моему мнению, лучшим решением будет находиться вблизи Солнечной системы на корабле, ждать в космосе.

Хармон услышал, как рядом с ним досадливо хмыкнул Стэнли. Подняв голову и обводя глазами присутствующих, он увидел, как постепенно, по мере того как слова Вайермана начинали оказывать свое действие, менялись их лица.

5

– Минуточку, господин Президент! – Стэнли вскочил с места.

Президент неспешно повернул голову в сторону министра финансов. Увидев глаза Вайермана, Хармон вдруг понял, что так беспокоило их главу. Во взгляде Президента слилось очень многое. И в числе прочего удивление в этом взгляде было не основным.

– Я слушаю вас, Эдвард? – проговорил Вайерман и вздохнул.

– Насколько я понимаю, вы просите нас уделить этому проекту свое время. Это так?

– Вы члены моего кабинета… Вы принесли клятву служить Родине и Правительству. Вот мой ответ, Эдвард.

Окончание тихой фразы Президента утонуло в эмоциональной отповеди министра финансов. Стэнли неловко всплеснул руками.

– Ну что ж… Да! Да, я клялся. Но в то же время нельзя забывать, что я занимаю здесь пост, очень важный пост – у меня есть определенные обязанности… Проклятие, Ральф, ведь я директор самого большого столичного банка!

– Понимаю. Хочешь ли ты этим сказать, что не сможешь оставить свою работу немедленно, или же ты понимаешь свои обязанности как банкира как нечто более важное сравнительно с долгом по отношению к Земле?

Карл Гартманн уже был на ногах.

– Мне кажется, что министр Стэнли хотел сказать, что он прочно укоренился здесь. Ведь… в конце концов, господин Президент, прошло двадцать лет – не так просто взять и оборвать все разом. Взять например меня – у меня здесь адвокатская контора, собственный дом… моя жена десять лет обставляла и благоустраивала этот дом. Мой сын женат на местной девушке, у них есть дети… – Под взглядом Вайермана Гартманн смешался. Пришла его очередь запинаться и злиться на все и вся.

– В конце концов… в конце концов, когда я с женой прилетел сюда, у нас не было ничего кроме одежды на себе. Я работал, Ральф – я работал очень много и тяжело. Мне пришлось заново учить весь свод законов. Я служил клерком, потом сдавал экзамены на допуск юриста – это в мои-то годы. На Земле я был уважаемым человеком, известным адвокатом. Но здесь это никого не интересовало. Я снова вынужден был начинать с самых низов. И я добился своего. Я снова стал известным адвокатом, теперь здесь, на Чиероне. Если я вернусь назад – если я вдруг соглашусь на это – мне что, сдавать экзамены в третий раз? Потому что первое, что произойдет после изгнания пришельцев, это будут новые выборы. Вы можете гарантировать мне, что я окажусь в новом президентском кабинете?

Хармон, вспоминающий тем временем бесконечные ряды начищенных кухонных котлов, то, как он пробивался наверх, размышляющий о своем теперешнем положении, тяжело, но справедливо заслуженном, услышал, как несколько человек дружно выразили свое согласие с Гартманном.

Господи Боже мой, подумал тогда Хармон, мы даже представить себе этого не могли – ни один из нас, включая Президента – мы даже помыслить не могли о том, что такой день когда-нибудь наступит и что мы почувствуем тогда.

– Ваша реакция весьма любопытна, господин Гартманн, – негромко проговорил Вайерман, не отступая ни на дюйм и видимым усилием воли загоняя назад те знаки слабости, которые он позволил себе выказать при Хармоне и Геновиче. – Не думаю, что той же точки зрения придерживаются остальные члены кабинета министров, положение в обществе большинства из которых ничем не уступает положению вашему и господина Стэнли.