Дмитрий Биленкин - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 20

– Толя, - вдруг жалобно сказала Галочка, - я ослепла. - Она крепко зажмурила глаза и вцепилась в мою руку.

– Бедная, - прошептал я.

– Толя, ты не бросишь меня?

– Нет, Галчонок.

– Не бросай меня здесь, на старом Арбате. На любой другой улице - пожалуйста. Но только не здесь.

– Почему, любовь моя?

– Здесь меня впервые поцеловали. Его тоже звали Яша. Это было восемнадцать лет назад.

– Сколько же тебе было, любовь моя?

– Пять, милый.

– А Яше?

– Пять с половиной, милый.

– Не хочется выговаривать тебе, - сказал я, - да еще в такую тяжелую для тебя минуту, но я удручен твоим беспутством.

– Прости, - прошептала Галочка и повесила голову.

– Хорошо, - великодушно сказал я. - Но только потому, что его звали Яша. Как нашего Яшу.

– Милый, - сказала Галочка, - мимо какого магазина мы сейчас идем?

– Букинистического.

– Зайдем, милый, - просительно сказала она, и мы вошли в магазин. Она выставила перед собой руку и, не раскрывая глаз, двинулась маленькими неуверенными шажками к прилавку.

Все в магазине уставились на нас.

– Осторожно, любовь моя, - сказал я, - перед тобой прилавок.

– Я чувствую их на расстоянии, прилавки всегда возбуждали меня, - громко сказала Галочка, и молоденькая продавщица с комсомольским значком на синем форменном платьице испуганно замерла перед нами. Галочка провела рукой по прилавку и нащупала какую-то книгу. - Какая прекрасная книга, милый! - страстно прошептала она. - Я давно мечтала о ней. Ты купишь ее мне?

Продавщица метнула быстрый взгляд на книгу, и в глазах ее зажегся брезгливый и жадный ужас здорового человека при виде больного. Книга называлась «История овцеводства в Новой Зеландии». Я печально кивнул продавщице, ничего, мол, не поделаешь, и спросил, сколько нужно платить за овцеводство.

Мы купили книгу и вышли на улицу.

– Милый, спасибо, - сказала Галочка. - Посмотри, пожалуйста, на название. Какая в нем первая буква?

– И, - сказал я.

– Я так и знала. Я загадала, если будет "и", мы сегодня проведем вечер вместе.

– А если бы было не "и", а, скажем "о"? - не удержался я. О, эта привычка ученого исследовать все до конца!

– "О", ты говоришь?

– Да.

Галя остановилась и наморщила лоб в тяжком раздумье.

– Тогда тоже бы провели вечер вместе.

– А «и краткое»?

– Тогда безусловно. Это моя любимая буква. Особенно в начале слова.

Неисповедимы пути эмоций наших! Как вы уже догадались, я очень люблю Галочку, но «и краткое» в начале слов обрушило на меня прямо цунами нежности. Оно подняло меня, сильно и мягко крутануло и заставило обнять Галочку. Глаза ее сразу открылись. Они стали еще зеленее, и в них прыгали коричневые крапинки.

– Совсем стыд потеряли! - с веселым восхищением сказала тетка с хозяйственной сумкой на двух колесиках и подмигнула нам.

Мир был по-прежнему ласков и благожелателен. И что-то в нем изменилось. Я еще не знал, что именно, но что-то изменилось.

Мне не хотелось упускать блаженное ощущение неправдоподобного счастья, не хотелось уходить с прекрасной улицы старый Арбат, но улица кончилась, а безмятежную сказочность прогулки все больше подмывало какое-то беспокойство.

Краешком сознания я все время думал о Черном Яше. Думал, думал и неожиданно всем своим нутром осознал, что Черный Яша отныне для меня не просто прибор, какими набита наша лаборатория и институт, а существо. Он не захотел разговаривать с нами. А почему? Может быть, сейчас он захотел бы. А рядом никого. Он снова и снова печатает что-то, ждет, что ему ответят, а кругом - молчание.

Мне стало стыдно и чуть-чуть тревожно. Я уже начал смутно догадываться о том, что ожидает меня в будущем. Точнее, это была не догадка, а предчувствие.

– Ты о чем-то думаешь? - спросила Галочка, и голос ее был уже деловит.

– Понимаешь, я подумал сейчас о Черном Яше. А вдруг он захотел сейчас что-то сказать?

Что должна была ответить мне любая девушка на месте Галочки? Она должна была поджать губы на манер Эммы и сказать: «Ну, раз тебе интереснее с твоим Яшенькой, иди, я тебя не держу». Что же сказала Галочка? Галочка посмотрела на меня сбоку и строго молвила:

– Наконец-то Анатолий Любовцев! А то я иду рядом и думаю: господи, да если бы у меня был такой сынок, как Яша, я бы его ни на какого хахаля не променяла.

Могу засвидетельствовать под присягой, что любовь утраивает силы. Я подхватил Галочку на руки и понес почти бегом мет" ров пятьдесят до остановки такси у гастронома.

Вахтер Николай Гаврилович ел бутерброд с сыром, запивал его чаем из огромной чашки с красными розами и читал журнал «Здоровье».

– Поесть не дадут, - буркнул он. - А тут, между прочим, пишут, что желчные протоки следует содержать в чистоте.

– Ну вам-то, Николай Гаврилыч, это не угрожает, - подобострастно сказал я по привычке льстить всем без исключения лицам при исполнении ими служебных обязанностей. - Вы человек здоровый, тьфу, чтоб не сглазить.

– Это верно, - самодовольно улыбнулся вахтер, - теперь таких не выпускают. Чаю хотите?

– Нет, спасибо, дядя Коля, - сказала Галочка.

– Тебе ключи от директорского? - посмотрел на нее вахтер.

– Нет, я с Толей.

– Ну валяйте, ребята, - хитро сказал Николай Гаврилович и снова погрузился в желчные протоки.

– Ты понимаешь, Галчонок, что ты сейчас сделала? - спросил я прокурорским тоном.

– Да, конечно, Анатолий Борисович. Я пришла в институт в восьмом часу вечера со старшим научным сотрудником Любовцевым. В то время, когда в лаборатории уже никого не было. Это значит, что секретарша директора афиширует свою связь с вышеупомянутым сотрудником.

– Какие формулировки, - фыркнул я. - Ты, однако, смела не по чину.

– Это отчего же? Скорее, наоборот. Это вы, карьеристы, трясетесь, как бы какая-нибудь аморалочка не бросила тень на девственную белизну ваших анкетных покрывал, а нам, секретаршам, пролетариям канцелярского труда, бояться нечего. Для нас открыты все пишущие машинки, от ЖЭКа до министерства.

Я остановился.

– Галочка, какое у тебя образование?

– Десять классов, - гордо вскинула она голову.

– Молодец! Самое умное, что ты сделала до сих пор в жизни, не считая, конечно, нашей сегодняшней прогулки, - это то, что не пошла в институт. Десять классов - такая редкость, такое необыкновенное образование сразу привлекает всеобщее внимание в наш век повальных вузов. Видишь, вон и товарищ Винер согласен со мной. - Я кивнул на портрет отца кибернетики, который подслеповато щурился на нас со стены.

– Да, - сказала Галочка, - я всегда советуюсь с ним.