Виктор Колупаев - Жилплощадь для фантаста

- Во, - сказал палач. - Вылеживается. Дыху у него мало.

В тусклом свете нескольких факелов Федор увидел лежавшего на полу человека в окровавленных лохмотьях. Поза его была нелепой, неестественной. Он был в беспамятстве. Втащив в пыточную слабо сопротивлявшегося пристава, Федор притворил за собой дверь, наклонился над тем, кто еще недавно был человеком, пробормотал:

- Федя... Что они с тобой сделали? Не успел, не успел... - Быстро определив на ощупь точки акупунктуры, которые отвечали за общее состояние организма, он пальпацией (надавливанием пальцами) попытался привести Приклонова в чувство. Это долго не удавалось. Тогда он начал ощупывать вывернутые в суставах руки, ловко вправил все вывихи, поглаживанием срастил несколько переломов. Выяснять, что произошло с внутренними органами, не хватало времени, да и дело это было сложное. Приклонов, наконец, пришел в себя. Он слабо застонал, промычал что-то, узко, щелочкой открыл глаза.

- Очнись, Михайлов сын, - попросил Федор. -Уходить отсюда надо.

- Все, - простонал Приклонов. - Отходил свое...

Федор снова занялся точками акупунктуры, по особому надавливая на них, поглаживая, массируя. Пристав, сгорбившись на полу чуть поудобнее, одним глазом наблюдал происходящее. Чудо! Чудо! Господи, спаси и помилуй!

Приклонов уже мог стоять, но вид его все еще был ужасен.

- Иди, Михайлов сын... иди... Там тебя будут ждать.

- Ты кто? - спросил хрипло Приклонов.

- Я - ты.

Приклонов внимательно посмотрел в лицо Федору. Запомнить своего спасителя. И отшатнулся.

- Наваждение!

- Я - Федор Михайлович Приклонов.

- А я?.. Бес меня путает!

- И ты - Федор Михайлович Приклонов. Иди. Пора.

Он приоткрыл дверь пыточной. Та ржаво заскрипела. Палач спал стоя, только цепь валялась на полу. Писари тонко посвистывали носами.

- Вверх по лестнице, - сказал Федор, - по коридору, затем по каменной винтовой лестнице, снова по коридору... Держись рукой стены. Как только камень перейдет в бетон, ты у своих. Понял?

- Бетон? - переспросил Приклонов.

- Бетон, бетон. Поймешь, все поймешь. Прощай, Федор, сын Михайлов. Может, и встретимся еще...

- Храни тебя господь... - сказал Приклонов и, пошатываясь, начал взбираться по каменным ступеням. Он еще ничего не понимал, кроме одного: пыточная осталась позади.

Федор хлопнул дверью. В сводчатой комнате проснулись, испуганно, тягостно.

- Молчит что-то богомерзкий... - начал было Захарья Очин-Плещеев, и тут в пыточной раздался крик. Мороз прошел по коже у палача.

- Лютует шибко. Послабже бы надо.

В пыточной пристав Приклонов вычитывал вины. Федор, приподнятый на дыбе, закричал:

- Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!

Пристав Федька, шибко удивленный тем, что этот оказался на дыбе, но не привыкший особенно размышлять, да еще вдруг почувствовавший, что всемогущий - черт ли, дьявол ли! - находится в его руках, сразу сообразил, что ему делать.

- Опричь кого замышлял злодейство?!

- Неоправданно историей! Глупо! Дико! Будьте людьми! - Федор кричал так, что его слышали в сводчатой комнате. Писцы заскрипели перьями.

- Ну завел... - зевнул Захарья Очин-Плещеев. - Каждый день одно и то же... Эка невидаль!

Пристав Федька озверел. То кнут, то раскаленное железо появлялись в его руках. Федор иногда проваливался в яму беспамятства, но лишь на мгновение. Страшная мысль пришла ему в голову...

Он многое, многое знал. Ведь у него в своем времени была отличная историческая библиотека. Читал Федор и Скрынникова, и Соловьева, и Ключевского, и переписку Грозного с Курбским, и многое другое, даже "Ономастикон" Веселовского. Из "Ономастикона" и узнал, что обязательно встретит здесь Приклонова и того, другого - пристава. Знал, что к концу царствования Ивана Грозного разорится Центр и Северо-запад Руси. Знал, что население Руси сократится втрое. Обезлюдеют сельские местности. В Московском уезде будут засевать только одну шестую пашни. В Новгородской земле - одну тринадцатую. Села и деревни превратятся в кладбища. Все знал и хотел сказать: остановитесь!

Знал и надеялся, что простым словом можно что-то изменить.

И вот та страшная мысль: не поймут... не поймут! Рано. Поздно. Нужно. Не нужно. Зря.

Ан нет... Ведь Федор, сын Михайлов, все-таки ушел из пыточной. Значит, не зря. Не зря! А все остальное?

Прошлое нельзя изменить. И вовсе не потому, что оно прошлое. Вовсе не потому.

Пристав тащил какой-то чурбан. Тащил и аж сам вздрагивал от сладостного ужаса.

Испанский сапог, подумал Федор. Это не страшно. Это привычно. Уж тут-то Федька просчитался. Пристав Федька крутанул винт.

- Будьте людьми!

Знакомая, привычная боль вошла в суставы ноги.

- А вот ежели так! - радостно возопил Федька. - Покрепше...

- Будьте лю...

И никакой боли. Ничего. Ничего вообще.

- Отошел, кажись, - появляясь в дверях, растерянно сказал пристав Федор Михайлович Приклонов.

- Собака! - чему-то испугался опричный боярин Захарья Очин-Плещеев.

А Федор, иногда выныривая из беспамятства, вставал и шел дальше. Ощупывал стену. И уже что-то незнакомое было под его пальцами. А, это же бетон, как сказывал тот, подумал он и снова нырнул в бездонную темень.

Окончательно очнулся Федор возле лестницы, ведущей из подвала на первый этаж. Несколько человек из лаборатории стояло вокруг. Слышалось:

- Что с ним?

- Кто его так отделал?

- И ведь уже не в первый раз!

- Федя! - приподняла его голову Валентина, - Да что же это?!

- Жив! Смотрит!

- Все сказал, - прошептал Федор.

- Что? Что он говорит?

- Только ведь и сказать-то, по правде говоря, было нечего, - добавил он. - Не поняли.

- Скорую!

- Не надо скорую... - Федор попытался встать. Ему помогли. - Все нормально, ребята...

Валентина вытирала кровь с его лица и плакала.

- Успокойся, - попросил Федор. - Ничего особенного не произошло. В подвал просто ходил.

- И куда он там ходит?

- Да нет там ничего! Нет! Ерунда какая-то.

- Ты идти-то можешь, Федя?

- Могу. Пустите. Умоюсь только.

- Смотри. Через десять минут философский семинар. А тебе доклад делать.

- Не беспокойтесь. Доложу.

- Федя, - сквозь слезы прошептала Валентина. - Бросил бы ты все это... а!

- Ладно... Видно будет... Так вы идите...

Валентина осталась его ждать.

Федор вошел в умывальную комнату, начал осторожно смывать с себя кровь. Мешал блестящий браслет из какого-то неизвестного ему металла с куском цепи. Браслет был на правой руке. Ладно, подумал Федор, дома спилю. А пока руку в карман. Нормально все. Нормально. Вот только как там его спаситель?"

4

Дня через четыре после нашего несостоявшегося вселения в новую квартиру пришел Афиноген.