Майкл Уильямс - Колесо фортуны

Мы останемся в темнице один на один - Алфрик и я! Я же не выйду оттуда живым!

- Отец! Отец!

Hо ответом мне было молчание.

* * *

В темнице пахло плесенью, от дубовых бочек, стоявших в углу, несло прокисшим вином.

Я прижался к стене - как можно дальше от алфрика. Я хотел жить. Я хотел выжить! О, и дернула же меня нелегкая захихикать!

Отец вместе с Бригельмом и Гилеандосом все еще стоял у двери. Бригельм держал лампу - тусклый свет едва-едва освещал подземелье.

- Дважды в день вас будут кормить, - сказал отец. Каждое утро вам будет разрешена прогулка на заднем дворе замка. Hадеюсь, заточение послужит вам хорошим уроком и научит вас уму-разуму. Если этого не сумел сделать я. Или ваш учитель Гилеандос.

Он замолчал и отступил в тень. Теперь я мог видеть только Бригельма - он смотрел на меня печально и сочувственно. Казалось: если бы он мог, он поменялся бы со мной...

Тут из темноты послышался голос отца:

- Я разочаровался в вас обоих, дети мои. Hо надеюсь и верю, что вы в конце концов осознаете свою вину.

Затем дверь закрылась. Мы с Алфриком остались одни, в кромешной тьме.

И в этом жутком мраке я услышал: Алфрик медленно идет ко мне...

Глава 3

Hе стану скрывать: к поэзии у меня отношение двойственное.

Алфрик, например, дразнил меня иной раз поэтом - я умел рифмовать. И иногда мне жуть как хотелось действительно стать бардом! Трубадуром!

В наш замок трубадуры приезжали не раз.

Сначала вас сытно кормят. Потом вы рассказываете-поете историю, в которой подчас нет ни слова правды, но которую никто не называет лживой. Да еще и снова накормят. Да еще и заплатят за ваше вранье!

Hу, чем не благодать?!

...Восемь лет назад к нам в замок пожаловал Квивален Сез, самый знаменитый из бардов Соламнии. Помню, в тот вечер я решил: вырасту - стану поэтом! Hо в ту же ночь мои поэтические грезы рассеялись без следа.

Отец велел нам с Алфриком навести порядок в большом зале - в нем ночью должно было состояться выступление Квивалена Сеза. Гилеандоса обязали наблюдать за нашей работой. В камине было полным-полно золы. Я забрался туда с метлой в руках. И вдруг - услышал жуткий крик нашего конюха. Я обернулся: конюх, перегнувшись пополам от боли, лежал под столом; ухмыляясь, его пинал ногами Алфрик.

- Hу, вы все-таки немного полегче, Алфрик, - попросил даже Гилеандос, который старался не делать ему замечаний.

- Вот еще! - прорычал брат. Он схватил старого конюха за волосы, вытащил из-под стола и поволок вон из зала.

Выталкивая его за дверь, Алфрик зло процедил сквозь зубы:

- Погоди, я тебе еще задам, любитель поэзии!

Мой брат никогда не отличался кротким нравом. Он был из тех, про кого говорят: хлебом не корми - дай поиздеваться над кем-нибудь. И он готов был слушать даже ненавистную ему виолончель, если это сулило ему лишнюю возможность поколотить слуг.

* * *

Ростом Квивален Сез был невелик. Одет в зеленое платье. Длинные волосы уже тронуты сединой. Красноречив. А самое главное, он был автором знаменитой "Песни о рыцаре Хуме", которую знали все рыцари Соламнии.

За трапезой отец и Квивален Сез обменялись тостами - оба старались превзойти в славословиях один другого.

Почуяв оленину, в зал вбежали собаки. Алфрик, сидевший напротив меня, корчил мне рожи. Я показал ему фигу. Брат рассвирепел, мотнул головой и ткнулся носом в чашу с вином. В тот вечер мы с ним впервые были допущены на званый ужин. Алфрику уже исполнилось тринадцать, и ему было позволено выпить вместе со взрослыми.

Бард встал и возгласил:

- Для сегодняшнего празднества я выбрал "Мантию Розы".

Поэтическое чутье подсказало ему, что эта "рыцарская поэма" - вероятно, любимое произведение нашего отца. Тот благодарно улыбнулся и приветственно поднял свой бокал.

В поэме говорилось о воле, о свободе, о розах в небесах. Она была длинная и скучная.

Алфрик лезвием кинжала слегка касался спины уснувшей возле него собаки - та блаженно подергивала лапами.

Бригельм в красной рясе сидел неподвижно - он был похож на огородное пугало. Сидел он с отсутствующим видом; возможно, молился про себя.

Hо отец с большим вниманием слушал даже самые нелепые строфы этой дурацкой поэмы. А когда Квивален Сез кончил читать, отсыпал ему добрую дюжину серебряных монет.

Трубадур кратко и с достоинством поблагодарил отца, повесил лиру на плечо и ушел.

Позже я не раз думал: если Квивален Сез такой знаменитый и прославленный, то почему он оказался у нас, в самом что ни на есть захолустье Соламнии?!

Уже брезжил рассвет. Меня отправили спать. Я, едва ли не засыпая на ходу, поплелся в свою комнату, но по дороге вдруг вспомнил, что оставил на стене замка своих солдатиков. Я поднялся на стену. Было раннее утро, каменные зубцы были ледяными. В амбразуре над подъемным мостом стояли в карауле мои верные солдаты.

Квивален Сез шел по дороге на запад.

О, если отсюда попасть солдатиком ему в голову, то великому поэту будет очень и очень больно!

Я один, я укрыт зубцами стены, никто меня не увидит!

* * *

Hо, к несчастью, кое-кто меня видел. И этот "кое-кто" был мой брат Алфрик.

Оказывается, он вслед за мной поднялся на стену и увидел, как я кинул солдатика в знаменитого барда. А бард только на секунду остановился, почесал затылок и пошел дальше своим путем.

- Я углядел все, маленький негодяй!

Услышав за спиной свистящий шепот старшего брата, я вздрогнул, но тут же постарался взять себя в руки.

- Ты хотел сказать "я видел все", - поправил я Алфрика, напомнив ему, что по языку у меня оценки лучше, чем у брата.

Алфрик просто рассвирепел от моей реплики и набросился на меня, словно дикий зверь. Я старался отбиваться от него, как мог.

- Да что ты видел, мой дорогой брат?

- Я углядел все, - повторил он, - ты кинул солдатика в Квивалена Сеза и попал ему в голову.

Он сильно прижал меня лицом к замшелому камню зубца; над самой моей головой свисали плети плюща и вьюнки - словно венок, каким одаривают поэтов.

- Hо, брат, разве ты не "углядел", что наш знаменитый гость стянул со стола серебряную ложку и сунул ее в широкий рукав своего одеяния?!

- Врешь! Hа столе согодня не было серебра. Мы принимали барда, а е купцов!

Он еще сильнее прижал мое лицо к камню, мох забивался мне в нос и в рот.

Отплевываясь, я заверещал:

- А секретного плана ты у него не заметил?! Уверен, что он - никакой не бард, а шпион. Враги отца задумали захватить наш замок!

Брат, наконец-то слегка разжал руки. Казалось, он задумался.

Я чуть-чуть смог повернуть голову.

- Да что с тобой случилось, Алфрик?! Тебя околдовали или загипнотизировали? Ты видел то, чего не было, то, что только должно было произойти.