Владислав Романов - Дождь

Шилов поколебался и позвонил в горжилкомхоз. Уточнив, что совещание не переносится, он спросил насчет дождичка.

- Да где его взять, Лев Игнатьевич, хоть экстрасенсов проси!

- А седни брызгало ведь? - вроде спросил, вроде сказал Шилов.

- Вы только встали, наверное? - удивилась секретарша Ивана Алексеевича. Тридцать семь сегодня, а вы - брызгало!

- Да я дежурил ночью, поэтому... - замялся Шилов и, наскоро попрощавшись, положил трубку.

Странный стук заставил его обернуться: с крыши капало. Лев Игнатьевич выскочил на балкон и долго стоял, не веря своим глазам: с крыши капало! А на небе действительно не было ни облачка, и парило так, что мокрые крыши быстро подсыхали.

"Так, спокойно, не волноваться! - сказал себе Шилов. - Надо все обдумать. Чтобы так обильно смочить переулок, нужно... хм, это ж крыши, балконы, полторы тыщи литров как минимум!.. Это уже серьезно и попахивает международной провокацией!"

- "Джонни, ты меня не знаешь, ты мне встреч не назначаешь..." - запел голос, и донесся он из той самой 18-й квартиры, ответственная за жилплощадь которой и совершила злоумышление с водой. Первое злоумышление, за которым теперь последовало второе, совершенное неведомо кем. Голос показался Шилову странным, неестественным. "Какая тут связь?!" - пробормотал он.

Петр Иванович Неверующий, привыкший до всего доходить собственной головой, пребывал в растерянности. Упав в итоге ночной чертечтовины, он схватил большую шишку на затылке и плохо помнил вообще, что тогда произошло. Кроме того, в цехе прохладительных напитков номер два произошла серьезная утечка фруктовой эссенции в количестве пяти литров: мойщица стеклотары Бубнова опрокинула бутыль и та разбилась. Вследствие этого эссенцию надо было списывать, и Неверующий настаивал, чтобы убыток в размере 160 рублей списать за счет Бубновой С. А., а директор предлагал за счет производства. Спор вышел серьезный, и директор Яблоков наорал на Неверующего. У Петра Ивановича разболелась голова, и он ушел расстроенный домой, забыв обо всех ночных приключениях.

К ночи голова отошла, и Петр Иванович, вспомнив о методичке по текущему и перспективному планированию, решился ее закончить, сел за стол, разложил листы, взял ручку и... Да, именно в этот миг послышалась странная и нежная мелодия, град капель пробарабанил по листьям, и светящееся тело, подобно комете, мелькнуло в воздухе. Неверующий завороженно смотрел в раскрытое окно, за которым открывалась бездна. Звезд было так много на небе, что Петр Иванович даже поразился их количеству. Никогда ему не доводилось видеть еще так много звезд.

Запел, зашуршал в листве дождь, и Неверующий отложил ручку и все вспомнил. Только что вот это такое было, он не знал. Сон или явь?..

- Явь, Петр Иваныч, - послышался голос. Неверующий вздрогнул и, оглянувшись, увидал на кожаном старом диванчике с высокой спинкой и зеркальцем, встроенным в кокошник спинки, вчерашнего незнакомца.

- Это не сон, Петр Иваныч, - улыбнувшись, повторил незнакомец, и десятки мелких морщинок разбежались от глаз по лицу.

Неверующий во все глаза смотрел на незнакомца. Он был по- прежнему в белой блузе, в черных бархатных штанах с подвязками и остроносых башмаках. Теперь незнакомец не просвечивал, но странное свечение все еще исходило от тела, и от этого света видна была паутина в углу. "Совсем обленились бабы!" - взглянув на паутину, подумал Неверующий о своих домашних.

А про свечение Дождю недавно все объяснил Мудрый Ворон, живший под Бобруйском. "Это душа светится, проглядывает, - сказал он. - У каждого талантливого существа душа светится. И у человека тоже. У совестливых она краснеет, у злодеев чернеет, у завистников желтеет, а у добрых и талантливых светится". Ворон долго не мог прокаркаться. Чувствовал он себя скверно, мучил кашель, к тому же он курил втихаря, хоть и знал, что нельзя. "К тому же Старик тебя любит и по блату тебе света подбавил, вот ты и светишься во всю ивановскую... Посиди со мной немного, - покашляв, сказал Мудрый Ворон. Я все равно скоро умру, а мне от твоего света тепло... Глупый ты только", помолчав, заключил Мудрый Ворон.

"Это почему?" - удивился Дождь.

"А потому, что возвращаться захотел! Тебе же фактически за твой талант бессмертие даровали! Летай себе, пой, играй на флейте или фаготе, целых два инструмента отсобачили, это кому так? Никому! А тебе дали. Потому что Старик тебя любит и под твою музыку ему засыпать легче. Тебе память оставили! Помни, что хочешь, то и вспоминай, тебе глаза, лицо оставили, смотри, как людишки копошатся, радуйся! А ты - нет! Бессмертия не надо, возвратите смертную жизнь, хоть разочек арбуз откусить да соленый огурец схрумкать!"

"Это что такое?" - спросил Дождь.

"А, это... Ну, пища такая!.. Там есть надо, чтобы жить! Ты что, забыл?!."

"А, вспомнил! - закивал Дождь. - Но ни арбуза, ни огурца соленого не помню..."

"Это здесь едят. Ничего, есть можно, - Мудрый Ворон вздохнул. - Любви ему, видите ли, захотелось! Мало ли что мне хочется?!. Я, может, тоже любви хочу, да молчу и не выпрыгиваю из штанишек! Это Старик тебя распустил, другого он бы выдрал молниями, и столетие б на задницу не сел!.. А то как, бывали такие случаи. Или бы к скале приковал, да Орел бы печень клевал каждый день. Это как?.. Вся бы любовь из башки выскочила!.."

-...А вы, собственно, по какому поводу? - не понял Петр Иванович.

- Я люблю вашу дочь, - помолчав, пробормотал Дождь, и в комнате стал светло, как днем.

- Интересно, - промычал Петр Иванович.

- Что интересно?

- Что это светится-то? - удивился Неверующий. - Рубашка фосфором, что ли, пропитана?

- Это душа светится, - помолчав, ответил Дождь. Он не знал, что такое фосфор, поэтому и не сразу решился ответить.

- Она что, электрическая? - не понял Петр Иваныч. - Какая душа-то? Это как раньше-то говорили? В бога и в душу?.. Эта душа, что ли?

- Душа есть душа, все, что в вас чувствует и мыслит, - заметил Дождь, - а свет божественный пролит не на каждого...

- Вы - священник? - оживился Петр Иваныч.

- Нет, я не священник...

- А профессия какая?

Дождь задумался. Подумав, он улыбнулся и ответил:

- Наверное, музыкант, певец...

- Вон оно что! - уважительно кивнул Неверующий. - Петь я люблю. Газировки хотите?

- Нет, спасибо...

- Они, конечно, эссенции мало льют, разбили бутыль, а теперь и вовсе безвкусная будет. И давно вы знакомы?

- Почти пятьсот лет...

- Ага, - заулыбался Петр Иваныч, - давно, значит! Это хорошо!

Он вытащил из стола бутылку "Лимонада", налил стакан и залпом выпил.

- И сахару недокладывают! - вздохнул он. - Вроде варенье варить рано, куда они его таскают?!. Так вы в школе пение преподаете? - вдруг сообразил Петр Иваныч.

- Нет, я не учился этому, я пока не достоин еще учить других... смутился Дождь.