Джон Браннер - Чудовище из Атлантики

Элоиза кашлянула, и руководитель экспедиции прервал свою речь.

– Извините, я увлекся. У кого есть практические предложения по поводу того, какие немедленные действия необходимо предпринять?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дальше собрание шло гладко; когда оно закончилось, Питер вышел следом за Хартлундом на палубу. Вечерело, солнце должно было вот-вот закатиться, но воздух по-прежнему оставался теплым и неподвижным.

– Спасибо вам за то, что вы разрядили обстановку во время этой неприятной ситуации, – сказал он.

Капитан, набивая трубку табаком и не поднимая глаз, улыбнулся.

– У нас всех есть свои недостатки. Я думал, что мне никогда не удастся понять, что представляет собой шеф.

– Но слушать эти безумные речи о забытом тайном знании! – Питер в изумлении пожал плечами, потом махнул рукой и решил переключиться на другие темы.

– Когда будет следующее погружение батискафа?

– Это зависит от того, сколько времени понадобится Фреду Платту, чтобы дать разрешение на спуск. И будет ли шеф настаивать, чтобы Дик и Элоиза перед спуском на большую глубину прошли испытания на владение методом Островского-Вонга на мелководье. По нормам, сколько времени должно пройти между погружениями?

– Минимум сорок восемь часов, если погружение происходит с уровня моря; считается, что за одну экспедицию нельзя погружаться больше шести раз на глубину более одной мили. Но точно никто этого не знает. Вероятно, интервалы могут быть сокращены. Просто они стараются избегать всякого риска.

– Простите! – раздался голос Платта, и они посторонились, чтобы пропустить его. Платт нес оборудование, необходимое для диагностики и устранения неисправностей в батискафе, один из его помощников шел за ним, почти наступая ему на пятки.

– Управлять батискафом было одно удовольствие, как в сказке, Фред! – успел сказать Питер в спину уходящему старшему механику. Платт, не поворачиваясь, бросил ему через плечо:

– Прекрасно! Теперь посмотрим, будет ли он работать без сбоев, как это и положено отлаженному механизму!

Спустя секунду он и его помощник перелезли через перила и быстро начали спускаться к батискафу. Хартлунд добродушно рассмеялся.

– Никаких сомнений, никаких проволочек, – заметил он. – Наверное, хотел бы, чтобы на корабле был не один такой батискаф. Скафандры, конечно, по-своему хороши, но что бы мы делали без атомной энергии?

– Ну, вы же знаете, что есть еще один батискаф, – поправил его Питер, и Хартлунд задумчиво выпустил изо рта клубы табачного дыма.

– Да, конечно. У русских есть один. Кажется, он называется «Владимир Островский», верно?

– «Павел Островский», – поправил его Питер. – Я бы хотел увидеть этот батискаф. А еще лучше – совершить на нем погружение. Некоторые данные, которые русским удалось получить еще до того, как батискаф появился у нас, несмотря на все трудности, обычные для начального этапа освоения, заставили меня испытать сильную зависть.

Капитан засмеялся.

– Бросьте, сейчас удача на нашей стороне.

– Где они чаще всего работают?

– В Тихом океане. Как я полагаю, это было основной причиной, по которой для нас выделили этот участок. Военные одобрили идею проведения проекта в Атлантическом океане, поскольку, работая на другом конце света, мы защищаем себя от опасности похищения русскими нашего батискафа. Для нас это тоже было хорошо, потому что мы хотели получить новые данные об Атлантическом океане, а не дублировать работу русских.

На следующее утро, наблюдая за погружением батискафа с Элоизой и Диком Лешером, Питер почувствовал себя несколько уязвленным. Если бы он не потерял столько времени на изучение этих проклятых плиток, то смог бы завершить большую часть работы, которую эти двое собираются проделать за свое первое погружение, и получил бы более полное представление о своем открытии. Кроме того, это помогло бы предотвратить неприятную сцену с руководителем экспедиции, которая разыгралась вчера.

Для получения общей картины их находки на глубине тысяч морских саженей, наверно, было вполне разумно послать туда геолога и специалиста-ихтиолога. Они смогут все осмотреть, сфотографировать и составить отчет обо всем, что увидят своими глазами. А он и Мэри в следующее свое погружение могли бы попытаться интерпретировать их данные.

Чтобы занять время, Питер решил за те тридцать шесть часов, которые по расчетам были отведены на погружение, написать комментарии к фотографиям каменных плиток. Он перечитывал, оттачивал и переделывал написанное не меньше пяти раз для того, чтобы убить еще пару лишних часов, пока, наконец, не сдался и не отнес текст руководителю. Гордон взял его в руки, неопределенно кивнув головой, внимательно прочел и, как показалось Питеру, хотел что-то сказать, но потом передумал и не проронил ни слова.

Питер немного помялся, затем повернулся, чтобы выйти.

– Одну минуту, Питер, – тихо сказал Гордон. – Я бы хотел задать вам один вопрос. Я уже знаю, что думает о моем отношении к открытию Мэри Дэвис. Не могли бы и вы высказать свое мнение?

Он напрягся и расправил плечи, как будто ожидая удара.

– Я научился у вас одному правилу, шеф, – заметил Питер осторожно. – Не делать выводов, не собрав всю доступную информацию. Возможно, есть еще какие-то факты, не только те, что я раздобыл во время своего погружения. Пока они все не будут собраны или хотя бы пока мы не узнаем точную природу того, что там находится, я бы хотел оставить свое мнение при себе.

– Очень логично, очень логично, – пробормотал Гордон. Это была его типичная, почти автоматическая присказка. Но на этот раз она прозвучала неискренне.

– И еще один момент. Хартлунд напомнил мне, что мы должны расследовать причину смерти Люка Волласа. Да, я понимаю, что это будет тяжело. Но я думаю, что вам достаточно будет написать отчет обо всем, что случилось. Мэри сделает то же самое.

Питер вышел из каюты и в задумчивости медленно побрел по палубе. Он снова вспомнил историю, рассказанную ему Мэри перед самой смертью Люка, историю о том, как она стала океанографом. До сих пор он смотрел на Мэри и как бы не видел ее, хотя она была слишком привлекательна, чтобы ее не замечать. Но, несмотря на то, что на борту корабля у Мэри не было близких друзей, и она никогда не вспоминала о друге, оставшемся на берегу, работа постоянно сталкивала их, Питер раньше ни разу не думал о ней как о женщине.

Сейчас, мысленно возвращаясь назад, Питер понимал – отчасти это связано с тем, что подсознательно он давно для себя решил, будто все красивые женщины, занятые наукой, наверно, лишены чего-то важного, из-за чего на них не стоит обращать внимание. Он так часто обнаруживал этот недостаток у девушек, которые при первом знакомстве казались живыми, интеллигентными и интересными в общении, что, в конце концов, решил больше не заниматься выяснением природы этого недостатка, а сразу сэкономить время и деньги.