Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря

Пять лет назад, будучи военнослужащим, участвовал в ночном ограблении магазина Осознав вину, готов добровольно отдаться в руки правосудия Поскольку ограбленный магазин находился на территории бывшей ГДР, могу ли рассчитывать на отсидку в ИТЛ Германии?

Газета «Шанс» была насыщена увлекательной информацией.

Расковался народ, одобрительно подумал Шурик. При таких темпах легко сбить копыта.

Две особи противоположного пола, составляющие самую обыкновенную семью, готовы рассмотреть деловые предложения любого зоопарка мира представлять на их территории типичный вид Гомо советикус на условиях а) Обеспечение питанием по разряду высших млекопитающих; б) По истечении срока контракта выход на волю в том районе земного шара, который покажется нам наиболее предпочтительным

Может, это и есть зашифрованное указание бывшего бульдозериста? Две особи — двойка… Можно наскрести еще пару цифр… Нет, даже для кода автоматических камер хранения маловато. Просто отчаянный крик души. Крик души вполне конкретных представителей указанного в объявлении вида.

Шурик вздохнул. Я бы не пошел смотреть одичавшую пару вида Гомо советикус, в каком бы зоопарке мира их ни разместили. Будь я немцем или аргентинцем, будь я поляком или чилийцем, будь я хоть негром преклонных годов, бедуином, даже гусанос с Кубы, не пошел бы я смотреть на представителей вида Гомо советикус, пусть даже их впрямь кормят по разряду приматов. Шурик не смог бы внятно объяснить — почему? — но точно знал: не пошел бы.

Одинокая женщина с древнерусским характером, потомок известного рода пчеловодов, страстно мечтает о встрече с одиноким мужчиной, гордящимся теми же чертами характера и понимающим толк в пчеловодстве

Сильно сказано.

А вдруг пчеловод окажется не одиноким? А вдруг подкачает его род? Вдруг, хотя бы по пьянке, он начнет гордиться совсем другими чертами характера?

Не люблю я этого.

Иван!

Бог мой, как страстно могут взывать к любви одинокие жен-шины с древнерусским характером! Вот ведь не Фриц, не Герхард, не Соломон, не Лукас и не какой-нибудь там их чертов Джон. А Иван!

Шурик покосился на рыжую соседку.

Характер, пожалуй, тоже из древних. Чувств не скрывает. И не принимает меня за пчеловода. Глаза, как болото, только комаров нет. Нервирую я ее. Парней, обсуждающих судьбу урода, она не слышит, а мое хмыканье…

Прошу отозваться всех, кто хотя бы раз в жизни сталкивался с аномальными явлениями

Какие аномальные явления имел в виду неведомый вопрошатель?

Шурик скептически выпятил губы. Однажды Сашка Скоков, о котором никто не знал (все только догадывались), где он раньше работал, рассказал аномальную историю. Его приятель, небогатый фермер, распахивал за Городом собственное свекловичное поле. Тракторишко рычит, душно, пыльные поля кругом, рядом скоростное шоссе, по которому бесконечным потоком несутся машины. Гнусная, ординарная человеческая суета.

Решив перекусить, фермер подъехал к обочине.

На глазах равнодушной ко всему шоферни фермер устроил на старом пне нехитрую закуску, выставил чекушечку водки. Сто граммов, не больше, но чекушечка должна стоять перед ним! У каждого свои устоявшиеся привычки. Вот свои сто граммов фермер и налил, отвел локоть в сторону, торжественно задирая голову, чтобы принять необходимый вес, и в этот момент кто-то требовательно похлопал его по плечу.

— Иди ты! — сказал фермер, зная, что местные алкаши вполне способны учуять запах алкоголя даже за Городом.

И обернулся.

Прямо на него, опираясь на блестящие, как бы под собственным весом расползающиеся спиральные кольца, пристально, даже загадочно смотрел гигантский питон.

Фермер и раздумывать не стал, чего тут раздумывать?

Одним движением он расшиб чекушечку о пень, зажал в руке ужасное холодное оружие, густо попахивающее водкой, и бросился на вторгнувшегося на его территорию питона. Особой веры в успех фермер не испытывал, но надеялся на помощь земляков — машины по шоссе так и катили одна за другой. По словам Сашки Скокова, а Скокову можно верить, битва Геракла со Змеем длилась минут двадцать. Кровь била фонтанами. Иногда опутавший фермера питон отбрасывал хвост чуть не под колеса «КамАЗов» и «ЗИЛов», но ни одному водителю и в голову не пришло остановиться, узнать, не причиняет ли гигантский питон неудобств человеку?

Вот аномальная это история или нет?

На реках вавилонских, там сидели мы и плакали… Откуда это? Где он вычитал такую тревожную фразу? Шурик так и не вспомнил этого.

Недавно узнал, что моего прадеда звали Фима. Имею ли я право незамедлительно свалить за бугор?

Шурик хмыкнул.

Автобус перебежал деревянный брусчатый мост, очень старый, судя по его простой, но сверхнадежной конструкции. Багровые листья осин на высоком берегу речушки трепетали, как флажки на праздничной демонстрации. Июльский, уставший от долгой жары лес походил на театральную декорацию, перенесенную кем-то на пленэр, и в то же время остро чувствовалось, как живы деревья, как они напитаны соками земли, как все вокруг жадно дышит, растет, движется, меняясь ежесекундно, неумолимо.

«Пятнадцатого меня убьют», — вспомнил Шурик.

Какая самоуверенность!

Впрочем, далеко не каждый может так смело заявить о своем последнем дне. Наверное, у Ивана Лигуши, наряду с недостатками, имеются и какие-то достоинства. Не может живой человек состоять из одних недостатков.

Исключая Костю-Пузу.

Отдам бесплатно зуб мамонта.

Вот человек бескорыстный! — восхитился Шурик. Плевать ему на рыночную экономику, романтик, наверное. Целый зуб мамонта! Не молочный, небось. Безвозмездно и бескорыстно. Кому-то, наверное, требуется зуб мамонта, и вот вам — берите! Человек не требует тепленького местечка в зоопарке, не унижается, ничего не просит. Хорошо, что у нас в стране сохранился такой человек.

Усталый мужчина шестидесяти с немногим лет, образование среднее, коммунист, ищет ту свою половину, которая все выдержит и выдюжит, не продаст и не предаст, а в роковой час печально закроет остекленевшие глаза милого друга, поцелует его в холодный желтый лоб и, рыдая, проводит туда, откуда не возвращаются даже коммунисты.

Шурик был потрясен накалом страстей.

Желтый холодный лоб… Рыдая и плача… Не продаст и не предаст…

Потрясенный Шурик исподтишка изучал пассажиров автобуса. Кто может сказать про себя такое? Кто поцелует в желтый холодный лоб? Уж точно не рыжая. У нее глаза злые. И не будут рыдать приятели в лжеадидасовских костюмах, пошитых, в Искитиме. И не потянутся онемевшими губами к желтому холодному лбу отходящего в лучший мир коммуниста уверенные местные челноки, забившие автобус товарами, приобретенными за бесценок где-то на краю ойкумены. И не зарыдает над усталым мужчиной шестидесяти с небольшим лет хмурый хромой богодул, измученный хроническим похмельем. И не хлынут слезы из черных, как ночь, глаз таджиков, кутающихся в пестрые халаты…