Олег Азарьев - Спящая красавица

– Слышу! – откликнулся Танино.

Загудели маршевые двигатели. Плазменный шар начал отставать. Было видно, как он постепенно тает.

– Стоп, машина! – объявил итальянец, и гул двигателей стих. – Теперь точно могу сказать – спаслись! – весело проговорил он.

– Надолго ли? – мрачно отозвался раргарец.

– И сспаслиссь ли? – добавил ссамашшит без эмоций – эти рептилии от природы не умели воспроизводить их.

– Мрачные попутчики нам достались, – заметил Танино со вздохом.

– Чему радоваться? – подал голос Орлов. – Погибли все наши товарищи. Непонятно, что уничтожило корабль. Мы одни в открытом космосе. Неизвестно, где. Еды, воздуха и топлива – в обрез. И никаких приветливых планет… то есть вообще никаких планет поблизости я не вижу. Подумаешь тут, кому повезло больше, – тем, кто мгновенно сгорел в плазме, или нам – с перспективой долгой и мучительной смерти в этой тесной и душной кабине.

Угрюмое молчание длилось до тех пор, пока раргарец не прервал тишину.

– Ладно. Мы еще не умерли. Давайте знакомиться.

Познакомились быстро. Раргарец Рал Ингу Га Ре – "для своих просто Рал Га" – был командиром группы косморазведчиков и сражался в космосе почти четверть земного века. Ссамашшит Госсишш был офицером-навигатором на корабле, он воевал семь лет. Рал Га и Госсишш познакомились пару прыжков назад и проводили свободное время в спорах на военные темы – за питьевыми приборами с запрещенным горячительным "орх", рецепт которого некогда завез кто-то из землян. Орлов его пил – это было домашнее пиво с добавлением этилового спирта. На Земле его называли "ёрш", а в звездной армии название адаптировали под семь языков. Так ёрш стал орхом.

Рал Га тоже сообразил, что взрывы неспроста, и, перед тем как объявили аварийную тревогу, потащил недоумевающего Госсишша на уровень с катапультами, как Танино – Орлова.

– Когда дело пахнет тухлятиной, – сказал Рал Га рыкающим басом, – мой нюх никогда меня не подводит. Иначе бы я не продержался так долго, и мой труп давно бы сгнил на одной из планет-колоний мариеков.

– Но я до ссих пор не понимаю, что сс нами ссо вссеми сслучилоссь, – сообщил Госсишш. – Почему такая катасстрофа?..

Орлов повернул кресло и посмотрел на Танино.

– Мой приятель, возможно, знает, что произошло.

Танино потупился.

– Я не знаю. Я строю предположения и догадки. Гибель нашего транспорта, на мой взгляд, подтверждает эти догадки. В какой-то мере.

– Выкладывай, – сказал Орлов.

Из многословного, путаного, с отступлениями, рассказа Танино следовало, что, судя по обрывкам информации, собранным из разных источников и осмысленным итальянцем – любителем быть в курсе новых разработок вооружения, мариеки создали так называемые наномины. Конфедерация тоже работала над созданием этого оружия, но, судя по катастрофе десантного транспорта, мариеки уже используют их, – во всяком случае, в звездных стычках.

– Они, должно быть, отправляют эти наномины вдоль поражающего луча в сторону цели, – развивал свои догадки Танино. – Пока действует защитное поле, наномины просто гибнут в этом поле… или уж не знаю, что там с ними происходит, но вреда от них нет. А на нашем транспорте поле вырубилось. И везде, куда попали удары мариеков, насобирались миллионы этих микромин. Как они устроены и действуют, – не спрашивайте, понятия не имею. Кто был ранен, тоже получил порцию таких мин себе под шкуру – через раны. Почему-то мины в живых организмах начали срабатывать немного раньше, чем остальные. Почему – и этого пояснить не могу. Передаются ли они от существа к существу, как микробы, – только мариеки, наверное, и знают. Но оружие, сами видите, коварное. За подбитым кораблем Конфедерации мариекам теперь незачем гнаться. Он и так взлетит на воздух. По дороге домой или прямо на базе – вместе с базой… – Танино пожал плечами. – Если есть вопросы, задавайте. Но, боюсь, я не смогу на них ответить.

После долгого молчания Рал Га проурчал:

– Похоже на правду… Но это для нас уже в прошлом. Нам требуется подумать о будущем, каким бы коротким оно для нас не оказалось.

– Согласен! – решительным тоном заявил Орлов. – Сейчас нам надо спасти свои задницы. Если это хотя бы теоретически возможно.

– Боюссь, что невоссмошно, – сообщил навигатор Госсишш. В его тоне по-прежнему не было никаких эмоций.

3. Гар сын Вада, рассказчик

Я проснулся внезапно. Так бывает: спишь вроде крепко, а потом – раз, и ни с того ни с сего сон отлетел, словно просто задремал чуть-чуть или не засыпал вовсе.

Я настороженно прислушался, открыл сонные глаза, приподнял голову, огляделся: на тюфяках никого, я по-прежнему оставался единственным гостем Дома для скитальцев. Сквозь круглое отверстие в крыше виднелось небо – сумрачно-серое, тусклое, когда уже не ночь, но и до рассвета еще не близко. Значит, можно еще поваляться, подремать или поразмышлять.

Сон сегодня был без сновидений, черный, будто обморок, – за день умаялся, не до снов было. Вот и хорошо. Я никогда не любил сны. Вдобавок частенько мне снился дом, а это для меня запретная тема. Слишком уж много лет, опасностей, горя, страданий, боли, – всего, что сопровождает борьбу за выживание, – пролегло между воспоминаниями о доме, о безмятежном детстве и моим сегодняшним положением.

Я лежал на правом боку, – как улегся вечером, прежде чем провалиться в сон, так и проснулся в том же положении. Правая рука затекла, и я перевернулся на спину – солома в тюфяке подо мной зашуршала.

В доме к утру стало свежо, – должно быть очаг давно погас. Зимой в домах очаг топят всю ночь, а в пристанищах вроде этого для рассказчиков кладут на тюфяки мохнатые шкуры буйвогорбов, так что получается вполне сносно. Правда, в некоторых пристанищах зимой донимают насекомые, но между насекомыми в тепле и зимней стужей всегда выбираешь насекомых.

Я за ночь озяб, а потому нащупал соседний тюфяк и натянул его на себя. Закрыл глаза, ждал, когда согреюсь. Дремотное состояние быстро уходило, спать больше не хотелось. Потекли медленные мысли – о вчерашнем дне, о сегодняшнем.

Вчера я довольно долго ждал, пока хозяин, пузатый коротышка по имени Багри, состряпает мне поесть. Даже задремал, сидя за столом.

Очнулся от аппетитного запаха. Это Багри принес тяжелое каменное блюдо с кусками жареного мяса. Потом появились две лепешки и глубокая деревянная тарелка с рассыпчатой росяной кашей, – этот вкусный злак женщины собирают на лесных полянах предгорий. А в увесистом кубке из серо-зеленого камня оказалась родниковая вода.

Я вдруг понял, что жутко хочу пить. Кубок опустел в мгновение ока. Я поставил его на стол обеими руками и попросил еще. Хозяин подхватил кубок и, прижимая к груди, потопал за водой в кухню.