Джеймс Уайт - Звездный хирург

Счастливый, возбужденный и в то же время неуверенный в себе, Конвей подошел к интеркому, заказал по нему довольно-таки странный комплект оборудования, проверил крепость ремней, удерживающих пациента на его ложе, и наконец сказал:

– Я считаю, что пациент находится в здравом рассудке, а мы пошли не по тому пути. Суть проблемы в том, что он съел.

– Я догадывался, что вы произнесете что-нибудь этакое, – отозвался побледневший О'Мара.

Прибыло заказанное оборудование – длинный деревянный кол с заостренным концом и механизм, который направлял кол вниз под определенным углом и с заданной скоростью. С помощью тралтана Конвей установил агрегат над операционным столом, выбрал на теле пациента место, где под шестидюймовым слоем мускулов и жира, находились несколько жизненно важных органов, и привел механизм в действие. Кол прикоснулся к шкуре ЭПЛХ и принялся углубляться в нее со скоростью около двух дюймов в час.

– Да что вы, черт возьми, творите? – гаркнул майор. – Вампира лечите, что ли?

– Разумеется, нет, – ответил Конвей. – Я выбрал деревянный кол для того, чтобы пациент мог защищаться. Или, по-вашему, он устоял бы против стального стержня? – Он жестом подозвал тралтана и принялся наблюдать за погружением кола в тело ЭПЛХ. Приликла периодически сообщал об эмоциональном излучении, О'Мара расхаживал по палате, что-то бормоча себе под нос.

Острие вонзилось примерно на четверть дюйма, когда проявились первые признаки утолщения и отвердевания кожи. Ороговение происходило в окружности диаметром около четырех дюймов, центром которой была ранка, нанесенная острием кола. В сканер Конвей увидел, что под кожей, на глубине где-то в полдюйма, образуется слой тканей, отдаленно напоминающий губку.

Этот слой набух на глазах, сделался полупрозрачным, а через десять минут превратился в жесткую костяную пластинку. Кол начал гнуться. Похоже было, что он вот-вот сломается.

– Мне кажется, защитные резервы ЭПЛХ все тут, – сказал Конвей, следя за тем, чтобы его голос прозвучал ровно, – и я предлагаю их удалить.

Вдвоем с тралтаном они быстро вырезали костяную пластину и сразу же поместили её в стерильный контейнер с крышкой. Конвей приготовил инъекцию того же лекарства, которое пытался применить накануне – но отнюдь не максимальную дозу, – и ввел её пациенту, а потом помог ФГЛИ обработать и зашить рану. На это ушло минут пятнадцать, по истечении которых ни у кого не осталось сомнений в том, что лекарство подействовало и пациенту лучше.

Тралтан поздравил Конвея, О'Мара сыпал проклятиями и угрозами, требуя немедленного ответа на свои вопросы. Приликла сказал:

– Доктор, вы ввели лекарство, но тревога больного не уменьшилась. Он на грани истерики.

Конвей с усмешкой покачал головой.

– Пациент под наркозом и ничего не чувствует. Однако я согласен, что в настоящий момент, – он кивнул на стерильный контейнер, – его личный врач не слишком доволен своей участью.

А в контейнере творилось вот что: извлеченная кость начала размягчаться, из нее потекла лиловая жидкость, которая перемещалась по дну контейнера, словно наделенная сознанием – как, впрочем, оно и было на деле.

По настоянию О'Мары Конвей отправился к нему в кабинет. Майор говорил комплименты, правда, в таких выражениях, что порой трудно было разобрать любезность это или оскорбление. Но таков уж был О'Мара; до Конвея постепенно доходило, что главный психолог вежлив только с теми, кто представляет для него профессиональный интерес.

Вопросы О'Мары ещё не иссякли.

– Разумная, амебная форма жизни, упорядоченный набор субмикроскопических, вирусоподобных клеток, – ответил Конвей на один из них. – Лучшего доктора не найти. Он обитает внутри пациента и, обладая необходимыми познаниями, лечит его от всех болезней. А существу, которое патологически боится смерти, иного и не нужно. Такой врач – совершенство, каковым, кстати говоря, он и является, ибо заболевание ЭПЛХ – не его вина.

Оно возникло из-за невежества пациента в своей собственной физиологии.

По-моему, он прошел процедуру омоложения достаточно рано, то есть не стал дожидаться зрелого возраста или старости. Но в последний раз, то ли запамятовав, то ли по небрежности, он пропустил свое обычное время омоложения, отсюда кожное заболевание. Как уверяют патологи, для ЭПЛХ эта болезнь типична. В нормальных условиях они попросту сбрасывают кому, и все проходит. Но наш пациент, поскольку его память стерлась, не имел о том никакого представления, а значит, его личный врач тоже находился в неведении.

Этот, так сказать, внедренный врач знал о своем подопечном крайне мало, но его девизом было всеми силами поддержать статус-кво. Когда кожа ЭПЛХ начала отваливаться, он принял меры к тому, чтобы удержать её на месте, не сознавая, что вмешивается в естественный процесс, вроде выпадения волос или сбрасывания кожи рептилиями. К тому же, ЭПЛХ, вероятно, донимал его жалобами. И вот между организмом пациента и врачом развернулась жестокая борьба. Кроме того, не стоит забывать, что ЭПЛХ винил врача в своем заболевании, так что последнему пришлось погрузить «хозяина» в беспамятство, чтобы заняться тем, что он считал необходимым.

Он нейтрализовал наши первые инъекции, поскольку они были для него посторонней субстанцией, проникшей в тело пациента. Что случилось при попытке хирургического вмешательства, вы наблюдали собственными глазами.

Лишь когда мы стали угрожать жизненно важным органам деревянным комом и вынудили врача бросить все остальное…

– Знаете, – проговорил О'Мара, – когда вы попросили прислать деревянный кол, я решил надеть на вас смирительную рубашку.

Конвей усмехнулся.

– Мне кажется, ЭПЛХ можно вернуть его врача, – сказал он. – В патологии его просветили насчет физиологии того, кого он чуть было не угробил, и теперь он будет лучшим из личных врачей, а ЭПЛХ, по-моему, сумеет разобраться в ситуации.

О'Мара тоже улыбнулся.

– А я-то опасался, каких он дел натворит, придя в сознание! Судя по всему, он парень вовсе неплохой, дружелюбный.

Поднимаясь, чтобы уйти, Конвей обронил:

– Он отличный психолог. Любезен со всеми и всегда…

Ему удалось захлопнуть за собой дверь до того, как майор обрел дар речи.

5

В скором времени больной-ЭПЛХ – Лонвеллин, выписался из госпиталя, и Конвей забыл о нём за нескончаемым потоком хворых инопланетян. Он не знал, вернулся ли ЭПЛХ в свою родную галактику или по-прежнему бороздит эту в поисках приключений, и, по правде говоря, ему это было все равно. Однако, как выяснилось, Конвей распрощался с ЭПЛХ не навсегда. Вернее, Лонвеллин не навсегда распрощался с Конвеем…