Леонард Карпентер - На запретном берегу

Поторопили они Конана, только проезжая невольничий рынок, - видно, он вызывал у них неприятные воспоминания. Но, миновав его, красотки принялись ныть, требуя у своего провожатого остановок у каждой лавки с драгоценностями, или благовониями, или шелками - словом, всем, что так любезно сердцу каждой женщины. Заметив это, торговцы и зазывалы, уличные жонглеры и разносчики сладостей завертелись вокруг иноземной троицы жужжащим, надоедливым роем. В конце концов Конан ссадил спутниц у какого-то достойного их вожделений постоялого двора, оставил небольшой мешочек золота и четверых лошадей в качестве приданого, пообещал к вечеру вернуться, препоручил своих скакунов заботам хозяина и поспешно растворился в уличной толпе.

Подыскав себе постоялый двор побольше, но поскромнее, киммериец разговорился с хозяином, осанистым детиной, явно любящим посидеть и поболтать за кружкой вина в жаркий послеполуденный час, когда в таверне царит недолгое затишье. От него нетрудно было узнать все события последних дней. Вполголоса, с оглядкой он поведал иноземцу, что на город обрушилась какая-то странная зараза: ночные кошмары. Все началось с того, что заболела принцесса Исмаэла, всеобщая любимица и пока единственная наследница престола.

С болезнью принцессы с самого начала было что-то неладно: как только объявили, что Исмаэла больна, по городу поползли слухи о яде и колдовстве. Затем болезнь перекинулась и на других: сначала на тех, кто постоянно общался с принцессой, потом на советников короля, а под конец и на слуг пока весь дворец не оказался охвачен кошмарами, словно чумой. Больные жаловались на ужасные, невыносимые сны. Днем напасть вроде бы отступала, но люди чувствовали упадок сил, легко впадали в ярость и раздражение. С последним полнолунием дела резко ухудшились - к безумным морокам в ночные часы прибавились видения среди бела дня. Бедняги нигде не могли найти себе покоя, сделались бледными и тощими, как стигийские мумии. Стоило им заснуть, как специально нанятые слуги будили их.

Но теперь, шептал хозяин, перегнувшись к Конану через стол, эта зараза гуляет не только среди придворных - ее подхватила вся армия от военачальника до последнего солдата. Говорят, что больны даже королева Руфия и король Афратес, с некоторых пор совсем не появляющийся в городе. Власти запретили обсуждать эту тему, но с таким же успехом они могли запретить молоку убегать на огне. Последние дни кошмары стали сниться даже простому люду мастеровым, купцам, землепашцам. Нельзя сказать, чтоб видения были так уж ужасны, но по описаниям походили на те, о которых рассказывала дворцовая челядь. И это не единственное, что предвещало грядущую великую беду. Повсюду кисло свежайшее молоко; огонь в очагах то и дело вспыхивал зелеными и синими отблесками; в небе днем и ночью кружили зловещие черные птицы.

- Говорят, принцесса теперь совсем не приходит в себя, бедняжка, сокрушенно качая головой, шептал трактирщик. - Сутки напролет она мечется в бреду. Отцы города давно забросили свои обязанности, нам грозят безвластие и разбой.

- Так что же это все-таки за сны? - поинтересовался Конан.

- Ну-у... - протянул трактирщик. - У каждого они разные, - тут он отмахнулся большим пальцем, отгоняя нечистого. - Благодарение Мардуру, сны редко посещают меня, и наутро я их вовсе не помню. - Он снова понизил голос до свистящего шепота: - Но вот что повторяют все: в снах приходит колдунья. Кожа у нее бледная и чешуйчатая, как у змеи. Она ворожит над черным алтарем и смеется злым смехом. - Он покачал головой, всем своим видом изображая сокрушенное недоумение. - Лично я в это не верю, но находятся болтуны, которые врут на каждом углу, будто это возмездие свыше. Мол, королева Руфия принесла с собой в наш город проклятие за какие-то свои старые тайные грехи. - Он с преувеличенной осторожностью оглядел пустой зал, а затем сделал Конану знак наклониться поближе. - Да будет тебе известно, чужеземец, никто в городе толком не знает, откуда родом наша добрая королева и кем она была прежде - прежде чем Афратес взял ее в свой гарем и возвысил до любимой жены.

- Гм, - только и сказал на это Конан, изумившись, как трактирщик легко обсуждает своих правителей с первым встречным. Это означало, что подобные слова можно было теперь услышать на каждом углу Баалура, и это не понравилось киммерийцу. Подавив желание разбить свою кружку о голову толстого сплетника, он отставил недопитое вино, бросил на стол серебряную монету и, распрощавшись с хозяином, вышел.

Очень скоро он обнаружил, что ноги сами несут его к главной площади, на которой высилась белостенная громада королевского дворца. Ведущие к площади улицы выглядели богато и сонно, словно греющиеся на солнышке старцы в парчовых одеждах. Редкие прохожие лениво брели по теневой стороне, спасаясь от полуденной жары. Глядя на эту мирную картину и ясное, синее небо над головой, с трудом верилось, что городу и в самом деле грозит какая-то опасность.

Однако во дворец, чьи узорчатые, в виде свившегося в кольца дракона, чугунные ворота всегда стояли распахнутыми настежь, попасть теперь было не так-то легко. Поднявшись на несколько ступеней перед решеткой, Конан взялся за большой дверной молоток и трижды стукнул по гулкому металлу. Вскоре за решеткой появился стражник с опухшим лицом и синими кругами под глазами.

Но прежде чем Конан успел открыть рот, стражник бросился открывать ворота.

- Ты тот, кого называют Конаном из Киммерии? - полувопросительно сказал он.

- Если знаешь - зачем спрашиваешь? - проворчал Конан, входя. Ему не понравилось, как смотрели на него трое других стражников, и еще меньше понравилось, как хищно лязгнул засов за его спиной. - Что-то я не припомню, чтобы мы встречались, парень!

- Следуй за мной, варвар. - Коротко кивнув, стражник повернулся и пошел вперед. - Я доложу ее величеству о твоем прибытии, - бросил он, не оборачиваясь.

Пройдя мощенной цветным камнем дорожкой сада, окружавшего дворец, киммериец вступил под своды прохладных залов, где каждый шаг отдавался гулким эхом под высокими расписными куполами. В самом сердце дворца его встретил пышной зеленью и журчанием фонтанов еще один сад, поменьше. Здесь росли диковинные для этой страны деревья с далекого юга, привезенные из Зембабве и Черных Королевств. Стражник оставил Конана у одного из фонтанов и ушел.

Киммериец недолго оставался в одиночестве. Вскоре навстречу ему выбежали две очаровательные девушки, чьи прозрачные шелковые одежды скорее обнажали, чем скрывали их прелести. Заставив Конана раздеться и войти в душистую воду бассейна (к удовольствию красоток, гость не слишком-то сопротивлялся), они тщательнейшим образом вымыли киммерийца и обтерли согретыми полотенцами. Оставив его отдыхать на низкой скамье с множеством подушек, девушки упорхнули и тут же вернулись с подносами, полными еды и вина. Они щебетали и смеялись, всячески развлекая гостя, пока он утолял голод. Служанки были обучены забавлять и доставлять удовольствие - и прекрасно это делали, но Конан чувствовал за их смехом тревогу и озабоченность, уже вошедшие в привычку, как чувствовалось нечто подобное и за суровым спокойствием стражи у ворот.