Андрей Имранов - Антитезис

— Что проще!? Куда проще!? Тебе нужен свой стиль статей или пойдет из шаблона? А?! Может, раз уж компьютер тебе стиль правит, так и всю статью пусть напишет? Так же еще проще! Загляни в Интернет, на новостные ленты — сотни тысяч… миллионы статей! И все. Все! Написаны под разными псевдонимами одним и тем же автором, реальное имя которого — Нормал Дот. Шаблонные писатели с шаблонной стилистикой и словарем синонимов! У них текстовый процессор уже в мозги въелся — дай такому любой текст, он за два часа перепишет его в трехстах вариантах, не повторяясь. И ни один из вариантов не будет содержать ни одного живого! Слова, за которым видится живой! Человек, а не компьютер. Твою мать.

Вирджил выдохнул, покачал головой и продолжил спокойнее:

— Если бы ты писал предвыборную программу для правящей партии или руководство пользователя электромясорубкой, я бы первый предложил тебе компьютер. Но ты собрался творить… или ты будешь отрицать, что журналистика — это творчество?… У прогресса, как и у всякой палки, два конца. И хватит об этом — это тысячу раз сказано до меня и еще больше раз будет сказано после. Напиши рукой. При подготовке статьи, ты много раз увидишь ее напечатанной, перед тем, как она уйдет в народ. Но в рукописном тексте есть то, чего нет в печатном — эмоции. Поэтому сначала — увидь свою статью написанной. Теперь что касается почерка. Когда-то я был молод, я был студент и учился в институте. И у нас было особенным шиком сдать реферат или курсовую, распечатанную не на печатной машинке, а на АЦПУ. Слыхал такое слово? Алфавитно-цифровое печатающее устройство, вот что это. Знаешь, почему? Не потому что это было красиво (оно, кстати, и не было красиво), а потому что это было очень непросто. У нас тогда не было текстовых редакторов, черт возьми. Получить машинное время, перегнать текст в память ЭВМ, хранить его на перфокартах, потом, добыв специальную бумагу, распечатать — времени и сил на это уходило в разы больше, чем на печатную машинку, не говоря уж о рукописном варианте. И тем, что это было так сложно, этим мы высказывали уважение к предмету. Так уважь меня, напиши мне статью от руки. Не надо стараться писать печатными буквами — это похоже на голос робота — просто пиши не торопясь, а я постараюсь понять. Журналист должен быть воином в душе, иначе он просто продажное перо. И поэтому он никогда не должен забывать о каллиграфии.

Лукшин, почерк которого был невообразимо далек от того, который он считал «каллиграфическим», поморщился. Вирджил это сразу заметил:

— Чего морду кривишь, дура? Я не о чистописании школьном говорю — оставь его педантичным бюрократам и манерным девицам. Я говорю о каллиграфии в том смысле, в котором ее понимали самураи. Потому что основной принцип настоящей каллиграфии тот же, что у фехтования — не делай небрежных движений. Так вот — не делай их. Вообще. Тогда будет тебе счастье и тульский пряник в придачу. Давай, работай.

Лукшин почесал затылок ручкой и задумался. Информации, конечно, было немного, он бы с удовольствием порылся сейчас в Интернете, ну да ладно. И не такое бывало. За свою карьеру он насмотрелся случаев, когда какую-нибудь одну-единственную фразу раздували полосы на две. И ничего, чаще всего никто и не замечал, что в тексте 99 процентов «воды». Методы были Лукшину знакомы — приплести всякие факты «к месту», вспомнить недавние скандалы «по теме», понапускать туманных предположений, создав нужное впечатление. А кстати…

— А в каком ключе написать-то надо? — спросил Лукшин, внутренне гордясь тем, что сообразил спросить и немного расстраиваясь тем, что сообразил — не сразу, — кого плохим выставить, кого хорошим?

— Как это — кого выставить? — Вирджил как будто удивился, но сделал это настолько натужно, что делай он это на сцене, его бы освистали и с последней галерки, — разве можно кого-то выставить иначе, чем он сам себя выставил?

— Конечно! — В отличие от Вирджила, Лукшин удивился вполне натурально, — кого угодно можно выставить с любой стороны, что бы он там на самом деле не сделал — как заказчик скажет. Это всегда так делается! Да и вообще… разве моя работа не в этом будет заключаться?…

Последовавшее в ответ мелкое хихиканье подтвердило Лукшину его предположение, что Вирджил над ним просто издевается за то, что он, Лукшин, не вспомнил про это умение раньше, когда перечислял навыки хорошего журналиста. Но Вирджил опять его удивил:

— А вот напиши в таком ключе, в котором ты сам хочешь. Нет, не так. Напиши в таком ключе, который тебе кажется правильным.

Лукшин, если честно, не уловил разницы, но на всякий случай, задумчиво кивнул. Потом принялся думать над статьей. Машинально сунул в рот кончик ручки, но тут же, сморщившись, вытащил и недоуменно поднес к глазам — рот наполнился горечью. Вирджил фыркнул, потом весело заявил:

— А я ей только что в ухе ковырялся, — и захохотал в голос.

Дима поперхнулся и брезгливо положил ручку на стол. Вирджил захохотал еще громче, даже начал в восторге стучать ладонью по столу. А Лукшин сидел и думал, что все в мире относительно и что зарплата в пять тысяч евро может показаться ему недостаточной еще до окончания испытательного срока. Вирджил вдруг резко прекратил хохотать и посмотрел Лукшину в глаза. Тот едва успел согнать с лица брезгливую ухмылку.

— А ведь я тебе не нравлюсь, а? — серьезно и спокойно спросил Вирджил.

Лукшин отвел взгляд.

— Мне кажется… — сказал он, лихорадочно подбирая слова, — вы… очень хороший… специалист. Да. Я тут за двадцать минут узнал больше, чем за последний год, и…

— Но я тебе не нравлюсь?

— Ну… да… — если бы люди произносимые слова не слышали, а видели, то это «да» было бы очень мелкого шрифта и почти прозрачное. Дима виновато пожал плечами и поднял взгляд. Вирджил смотрел на него ожидающим взглядом напрашивающегося на дерзость гопника и Лукшин не сдержался:

— Да. Очень не нравитесь. Меня от вашего вида блевать тянет, — «ну все, точно выгонит. Да и врезать может запросто». Но Диму потихоньку наполняло уже знакомое ему злое веселье. «А ну и пусть. А и пошел он со своими масонами»:

— Я рад, что вы не подали мне руки, когда я вошел. У вас ладони наверняка потные, мягкие и липкие, как свежее тесто. Бритье ваше выглядит, скажу вам, просто отвратительно… голову можете, конечно, не расчесывать, но мыть все-таки не помешает — а то живность заведется. У вас мокрые подмышки, — Дима указал глазами, — под пиджаком на рубашке пятна… и я даже боюсь себе представить, как оттуда пахнет.

— Это ты еще носков моих не нюхал, — спокойно ответил Вирджил и, откинув голову, заржал. Шмыгнул, мотнул головой и сказал:

— Это хорошо, это нормально. Эффект достигнут, причем за потрясающе короткий срок, — посмотрел на недоумевающего Диму и пояснил, — начальник не должен нравиться подчиненному. И совсем неплохо, если он будет ему противен.