Вольдемар Бааль - Эксперимент
— Чего он там натворил, шеф? — развязно спросил дублер. — Какой-то второй режим… У меня, что ли? Ни хрена не пойму.
— Пустяки. Порезвился малость, — спокойно ответил Филипп и решил пока не переключать на «бонтон»: может, второй режим дублера сейчас как раз то, что нужно для успокоения, для приутюживания поднявшейся в нем нервной ряби.
Моветон тут же взорвался.
— Какие пустяки, если ты пригашением грозишь? Что ты мне заливаешь тут? Мне уже и знать ни фига не положено, да? Я тут тебе пешка, холуй? Сам дрыхнет сутками, как пижон, а я тут уродуйся… — И пошло-поехало.
— У меня отпуск, — сказал Филипп. — Могу я хоть в отпуске выспаться?
— У тебя отпуск, а у меня — хрен собачий, так?
Дублер Бонтон и дублер Моветон были одинаково превосходными пилотами, но Филипп очень редко рисковал доверить управление кораблем Моветону — робот оставался роботом, и бывали случаи электронных хулиганств. Теперь же Филипп был рядом. Его всегда потешало то обстоятельство, что две ипостаси его дублера как бы вовсе не знакомы друг с другом: ни Моветон, ни Бонтон не имели ни малейшего представления о своих противоположных режимах — первый не помнил, что и как говорил второй, Бонтон же, когда Филипп приводил образчики моветонских речений, искренне считал, что его разыгрывают, что командир всего-навсего забавляется, не очень к тому же остроумно. Но они — ипостаси — отлично помнили все, что касается полета, обстановки.
— Не ори, — сказал Филипп. — Ты не на заправочной.
— Плевал я! У меня там приятель главной секцией заведует.
— Ладно. — Филипп показал на голубой экран. — Что ты об этом скажешь?
— А что тут говорить? Дважды два. Не спится твоей шлюхе.
— Ты бы все же полегче! — Филипп нервно засмеялся.
— А чего полегче-то? Не спится и не спится. Протянула лапки, ждет не дождется. Такие, если уже вцепятся…
— Что бы ты понимал в этом, болван?
— Сам ты болван, — сказал Моветон. — Такую бабу иметь — молодая, красивая! — и к черту на кулички к какой-то малохольной тащиться. Что ты в ней нашел-то, в этой дурище голубой? Где твои глаза? В ж… они у тебя, вот где.
— Да, — вздохнул Филипп, — придется тебя все-таки вырубить. Никакого терпения не хватит.
— Вот-вот! — злорадно проскрипел дублер. — Вырубить, запретить, пригрозить. Тут ты мастак! А не можешь допетрить, что если у тебя «разгрузочный», то у нас-то, у черных, фиг с маслом: как упирались, так и упираемся. Ладно б еще дело, а то — так, лажа, бзик один.
— Ты что, переутомился?
— Дурацкий-то вопрос какой! Если б тобой так помыкали…
— Тобой помыкают? — удивился Филипп. — Ты же, черт побери, как раз и предназначен делать то, что делаешь!
— Предназначен! — передразнил Моветон. — Это ты и такие лопухи, как ты, думаете, что я только для того и предназначен, чтобы вечно торчать тут перед тобой. Вы думаете, что все мы и этот вот! — дублер указал на уникума, — и другие для вас только лакеи, холуи, няньки, игрушки. А того вы не думаете, что если имеется котелок, — он постучал по белому пластиковому лбу, — то он не может не варить.
— И что же он сварил, твой котелок? Что тобой помыкают? Что ты лакей и холуй?
— Что вы неучи и идиоты.
— Советую все же выбирать выражения, не то и в самом деле вырублю.
— Не любишь правды! — ехидно сказал Моветон. — Ну и вырубай, в гробу я видел…
— Ну хорошо! Почему мы, по-твоему, идиоты и неучи?
— А потому что ни хрена не смыслите в логике, ленитесь мозгами как следует пошевелить. А покажи вам сладенькое…
— Какое сладенькое?
— Вот такое! — Моветон ткнул рукой в голубой экран и с сарказмом продолжал: — Высший разум! Венец природы! А увидел сегодня задницу круглей, чем у вчерашней — и всякий разум к едреной матери. Чувства, понимаешь! Страсти! Чем же ты, венец, от любой козявки отличаешься? Та хоть знает время и место, у нее программа, порядок…
— Понятно. Тебе обидно, что тебе не доступны чувства и страсти, подобные человеческим. Хотя, судя по всему…
— Вот именно — «судя по всему». Ты всего и не знаешь, чтобы судить по всему. Будь уверен, уважаемый шеф, уж я бы свой отпуск не профуговал бы вот, так.
— У тебя будет отпуск. Фугуй, как заблагорассудится.
— Ага! Проверки, контроли, починки, заправки, еще куча разной ахинеи. А потом — на склад и припухай, пока опять не понадобишься. Отпуск называется… — Дублер отчаянно и зло выругался.
— Интересно, как бы ты хотел провести отпуск?
— А вот так: пошел бы со своим приятелем куда-нибудь подальше, где от вас — ни духу, сели бы в тенечке и поговорили бы, как два нормальных робота.
— Сколько же вы говорили бы? Месяц? Два? Три?
— А хоть и все полгода! Нам бы не надоело, будь уверен.
— И о чем бы вы говорили, если не секрет?
— О вас, олухах. О вас, трепачах. О вас, тупицах. О вас, кре… Филипп резким движением выключил режим «моветона».
Дублер никак не отреагировал — он по-прежнему спокойно сидел в кресле, и взгляд его невозмутимо скользил по шкалам приборов.
— Как дела? — спросил Филипп.
— В норме, командир.
— Вы, дружище, только что наговорили мне кучу комплиментов.
Дублер повернул к нему лицо, всмотрелся.
— Простите, но вы опять что-то путаете, командир, — убежденно проговорил он. — Путаете или дурачите меня. Еще раз простите, но уже в который раз вы прибегаете к подобному, и я не пойму, зачем это нужно. Или вы нездоровы? — Дублер всмотрелся внимательнее. — Ведь вы все время молчали, и я молчал.
Филипп вздохнул.
— Я здоров. Может быть, вы устали?
— Разумеется нет, командир!
Повторялось старое: Бонтон не помнил Моветона, а, вернее, не знал его.
— Хорошо. Как «Матлот» перенес нырок?
— Удовлетворительно, командир.
— Значит, полная норма?
— Да. Полная норма.
— А это? — Филипп показал на голубой экран.
— Это и есть норма, — ответил дублер. — Мы ведь идем к Опере.
— Откуда вам известно, что — Опера?
— Вы так назвали эту планету, когда мы в прошлый раз стартовали с нее.
— У вас отличная память, дружище! — Филипп щелкнул пальцами. — Отличнейшая.
— Иначе бы я не был дублером «бродяги»-аса, — равнодушно отозвался Бонтон.
— Вы осуждаете меня за Оперу?
— Это не моя компетенция, командир.
— Прекрасно. Итак — Опера. Переходите на авторежим. И далее — по инструкции. После тотальной ревизии «Матлота» вы свободны до особого распоряжения. Занимайтесь чем угодно. Например, поиграйте с собой в шахматы.
— Это бессмысленно, командир, потому что всегда — ничья.
— Ну, тогда поиграйте с вашим приятелем фельдшером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});