Влад Галущенко - Нф-100: Геня, Петра, Лолита и Лилит

- Говоришь, ничего не нашли?

- Да, ни собаки, ни миноискатели.

- А что конфисковали?

- Тоже ничего. Он и мебель всю деревянную распродал. Осталось несколько железных кроватей сеточных, да десяток закопченных котелков на кухне.

- Пойдем покушаем.

Когда мы спускались со второго этажа в столовую, Геня стала шалить и стучать своей указкой по чугунным перилам.

Стол меня удивил: красная и черная икра, дорогие салаты, консервы и на первое - осетровая уха.

- Бабуль, откуда такая роскошь?

- Из ресторана заказала. Праздник у меня сегодня - сорок дней Грише.

- Так, значит, помер он?

- Прям из гостиницы, из номера сиганул. Как птичка. Даже чирикнуть не успел на прощание, - старуха передернула довольно широкими плечами и опрокинула рюмку виски. - Привыкла вот по заграницам к их пойлу, наше теперь в горло не лезет.

Такое оправдание тоже многое проясняло. Я потянулась к баночке с черной икрой, но там уже было пусто. Геня тыльной ладонью вытерла рот и опустила глаза.

- Баба Роза, может еще у мамы денег в долг попросить? Нам теперь ведь втроем тут жить.

- Не надо. Я тут кое-что из старой мебели продала, хватит нам. До конца года. А там еще продадим.

Я растерянно оглядела пустую столовую и сервант без стекол с двумя треснутыми стаканами. Что тут продавать?

Геня уже сползла со стула и тянула меня за палец на крыльцо.

- Мама Роза, а своди-ка меня вон в те сараи.

В первом располагался гараж на три машины. Но у стены стоял только ржавый велосипед без колес.

Во втором были пустые полки и откинутая крышка громадного погреба. В третьем находилась бывшая мастерская. Инструмент за эти годы весь растащили.

- Посади меня вон на тот железный стол, - неожиданно попросила малышка.

Она засеменила босыми ножками к треснувшему керамическому тиглю. Потом вынула из угла кусок резинового шланга.

- Знаешь, что это? Это газовая горелка. Видишь, вон в углу сложены пять кислородных баллонов. А это тигль для плавки. Тебе это ни о чем не говорит?

- Говорит. Здесь могли плавить скупленное золото. И где же теперь оно? Тут за пять лет все перекопали.

- Всё? А копать не надо. Пойдем покажу.

- Золото? - я застыла от неожиданности.

- Снимай меня со стола, маманя.

Мы прошли через весь двор. Но Геня тащила меня не к крыльцу, а к деревянной оградке сада.

- Вот твое золото, - малявка ткнула в ограду.

- Это же дерево!

- Да, дерево, а вот эти столбики вовсе не железные. Дай-ка твою пилочку для ногтей.

Она стала соскребать черную краску с покосившегося столба. И тут меня осенило!

Краска! Если бы столбы были железные, краска бы давно осыпалась вместе с ржавчиной, а тут она ровно и матово блестела.

Точно. Под толстым слоем смолы блеснула желтая полоска.

- Как думаешь, Розалия, бабка об этом знает?

- Об этих столбиках - нет. Но она знает о золоте в доме. Ты видела в кухне пять котелков висели на стене, а два стояли на полу. Почему?

- Может, варила что в них, вот и сняла.

- Нет. Пять котлов висели на вбитых в стену штырях, а слева два вешать не на что - дырки в стене. Вот их бабка и продала, распилив штыри в сарае на кусочки. Не заметила на полу золотую пыль?

- Нет.

- И не только штыри на кухне золотые. Я не удивлюсь, что и гвозди в полу - тоже.

- Ну, нет. Шляпки бы стерлись и блестели.

- Правильно, подумают - гвозди медные. Раньше в господских домах не только каблуки прибивали медными гвоздями. Могли и мебель, и полы. Да, сколько там у нас денег?

- Миллион.

- Скажешь, что от мужа, нефтяного олигарха деньги остались. Помер он. Бабке не отдадим пока. Нам еще надо две лаборатории открыть, мастерскую оборудовать и ангар построить для испытаний. Давай, завтра же езжай в город, закупай оборудование по моим спискам и нанимай стройбригаду. И еще. Дай объявление на конкурс управляющих, чтобы тебя не гонять по базам.

- А наш вертолет?

- Потом рабочие его в ангар перенесут. Есть у меня тут мысль ковер-самолет новый построить. И еще. Только не пугайся. Я хочу немного подрасти. Лет до восьми. Сил мне нужно теперь побольше.

- Зачем?

- Я узнала, что на западном побережье Африки есть страна розовых негров, которые говорят на русском языке с питерским акцентом. Удивительное место! Мне кажется только там идеальное место для создания новой цивилизации. Это, как я давно уже поняла, моё предназначение и моя мечта.

Книга 2 . Петра

Вместо предисловия

Не скажу, что шибко общительный был у меня сосед по даче. Звали его все Петровичем. Ни фамилии, ни имени его я не знал. Заходил ко мне редко. По субботам. Со своим самоваром и чаем. Ставил этот древний чаеделательный агрегат на стол в беседке и засыпал в него наструганных палочек. Целый час раскочегаривал. Чай признавал только индийский.

Пил всегда вприкуску. Под чаек любил меня поучить жизни. Вскоре я по отдельным словам понял, что он бывший служивый спецслужб, и напрямую спросил об этом. Сосед отмахнулся. Мол, все мы кем-то были, да пенсия всех сравняла. На нем я обкатывал свои новые рассказы и повести. Критик он был первостатейный. Рубил правду матку, как повар капусту. Я соглашался, переделывал и снова отдавал ему. Завел себе, так сказать, собственного бесплатного слушателя, читателя и критика в одном лице. Очень удобно.

Две субботы его не было. А в понедельник неожиданно заявился. Без самовара. С большим пакетом. Зашел первый раз в дом и сразу сел за стол.

- Сосед, дело у меня к тебе. Личное, - голос мне его не понравился. Пропал командирский баритон. Говорил тихо и просительно.

- Еду я на операцию. Опухоль в голове образовалась, мать ее. С яйцо, врач сказал.

Будут вырезать. Не вернусь я, - на мое протестное кудахтанье махнул рукой.

- Не успокаивай. Сам знаю, - он потер влажный лоб.

- Тебе я оставляю мои личные записи. Знаю, что в хорошие руки. Сейчас уже можно.

Скажу тебе. Одно время работал я в спецслужбах Гохрана. Нет, не следователем, не опером, не бойся. Сам таких не уважал. Охранял большие государственные ценности. А когда второе смутное время настало, меня потеряли. Да, взяли и потеряли. Я же пенсию даже не получаю. Да бог с ней, - он поставил на стол пакет.

- Здесь я все упаковал и опечатал. Вскроешь, только, если я не вернусь. Вернусь - вернешь. Но я не вернусь. Тогда делай с моими воспоминаниями, что хочешь. Можешь просто почитать, можешь сжечь, можешь в книжку вставить. Художественно писать-то я не умею, - встал, крепко пожал мне руку и вышел.

Он не вернулся. Хоронить его пришло всего человек десять. Ни они меня не знали, ни я их. После похорон, один из них, по виду армейский генерал, подошел ко мне.