Курт Воннегут - Сирены Титана

— За каким чертом я туда потащусь?

— Так надо — даю вам слово.

Констант подошел к окну, постепенно обретая прежнюю силу и самоуверенность.

— Я вам прямо говорю, — сказал он. — Я отказываюсь.

— Очень жаль, — сказал Румфорд.

— Я должен что-то сделать для вас, когда попаду туда?

— Нет, — сказал Румфорд.

— Тогда почему это вам «очень жаль»? — спросил Констант. — Вам-то какое дело?

— Никакого, — сказал Румфорд — Это мне вас жаль. Вы многое потеряете.

— Например? — сказал Констант.

— Скажем — самый приятный климат во всей Вселенной, для начала, — сказал Румфорд.

— Климат? — презрительно бросил Констант. — У меня дома в Голливуде, в Кашмирской долине, в Акапулько, в Манитобе, на Таити, в Париже, на Бермудских островах, в Риме, Нью-Иорке и Кейптауне, и я еще должен куда-то лететь в поисках более приятного климата?

— На Титане не только приятнейший климат, — сказал Румфорд. — Женщины, например, — самые прекрасные существа в космосе между Солнцем и Бетельгейзе.

Констант рассмеялся горьким смехом.

— Женщины! — сказал он. — Похоже, вы думаете, что мне здесь никак не добиться любви красивых женщин? Что я истосковался по любви и единственное, что мне осталось, — это забраться в ракету и вылететь на одну из лун Сатурна? Вы что, шутите? У меня были такие красавицы, что любой мужик в космосе между Солнцем и Бетельтейзе плюхнется на пол и разревется, если такая скажет ему «здрасьте!».

Он вытащил бумажник и вытянул из него фотографию своей последней любовницы. Спорить было не о чем — девушка на фотографии была сногсшибательно хороша. Это была «мисс Панамский канал», а в соревновании на звание «мисс Вселенная» она заняла второе место, хотя была в сто раз красивее победительницы. Просто ее красота перепугала судей.

Констант протянул фотографию Румфорду.

— Есть такие красотки там, на Титане? — сказал он Румфорд внимательно рассмотрел фотографию, отдал ее обратно.

— Нет, — сказал он — На Титане ничего подобного нет.

— О-кей, — сказал Констант, снова чувствуя себя полновластным хозяином своей судьбы, — климат красивые женщины — что там еще?

— Больше ничего, — миролюбиво сказал Румфорд. Он пожал плечами — Произведения искусства, если вы интересуетесь искусством.

— У меня самая большая коллекция произведений искусства в мире, — сказал Констант.

Свою прославленную коллекцию произведений искусства Констант получил в наследство. Коллекцию собрал его отец — точнее, агенты его отца. Она была разбросана по музеям всего мира, но на каждом экспонате было отмечено, что он принадлежит Коллекции Константа. Эта коллекция была приобретена и распределена таким образом по совету Управляющего внешними сношениями концерна «Магнум Опус», который был создан с единственной целью — заниматься делами Константов.

Коллекция должна была доказать, какими щедрыми и великодушными могут быть миллиардеры. Кстати, коллекция оказалась также колоссально выгодным способом помещения денег.

— Значит, об искусстве говорить нечего, — сказал Румфорд.

Констант уже собирался положить фотографию «мисс Панамский канал» обратно в бумажник, как вдруг почувствовал на ощупь, что у него в руках не одна фотография, а две. Он подумал, что это фото предшественницы «мисс Панамский канал», и решил, что ее тоже можно показать Румфорду — пусть посмотрит, какую потрясную красотку — первый сорт! — он взял да и выставил за дверь.

— А вот тут еще одна, — сказал Констант, протягивая вторую фотографию Румфорду.

Румфорд пальцем не пошевельнул. Он даже не взглянул на нее. Он посмотрел прямо в глаза Константу и лукаво усмехнулся.

Констант взглянул на фотографию, к которой так пренебрежительно отнеслись. Он увидел, что это вовсе не портрет предшественницы «мисс Панамский канал». Эту фотографию Румфорд ему подсунул. Фотография была необыкновенная, хотя глянцевая и с белыми краями.

В белой рамке открывалась мерцающая глубина. Казалось, что это прямоугольное стеклянное окно, за которым лежит прозрачный, неглубокий залив с коралловым дном. На дне этого как бы кораллового залива были три женщины — белая, золотая, темнокожая. Они глядели вверх, на Константа, моля его сойти к ним и одарить их своей любовью, сделать их совершенными.

Их красота затмевала красоту «мисс Панамский канал», как сияние Солнца — мерцание светлячка.

Констант снова опустился в кресло. Ему пришлось отвести глаза от этой красоты, чтобы не заплакать.

— Если хотите, можете оставить картинку себе, — сказал Румфорд. — Она как раз по размеру бумажника.

Констант не знал, что сказать.

— Моя жена будет с вами, когда вы попадете на Титан, — сказал Румфорд, — но она не помешает, если вам захочется порезвиться с этими юными леди. Ваш сын тоже будет с вами, но проявит такую же терпимость, как Беатриса.

— Сын? — повторил Констант. Никакого сына у него не было.

— Да — славный мальчик, по имени Хроно, — сказал Румфорд.

— Хроно? — повторил Констант.

— Имя марсианское, — сказал Румфорд. — Он родится на Марсе, от вас и Беатрисы.

— Беатрисы? — повторил Констант.

— Это моя жена, — сказал Румфорд. Он сделался совсем прозрачным. И голос у него начинал дребезжать, как в дешевом транзисторном приемнике.

— Все на свете летает туда-сюда, мой мальчик, — сказал он. — Одни несут послания, другие — нет. Настоящий хаос, это точно, потому что Вселенная только рождается. Великое становление — вот что производит свет, теплоту и движение и бросает вас то туда, то сюда.

— Пророчества, пророчества, пророчества, — задумчиво протянул Румфорд. — Не позабыл ли я что-нибудь сказать? О-о-о-да, да, да. Этот ваш сын, мальчик по имени Хроно.

— Хроно подберет на Марсе маленькую металлическую полоску, — сказал Румфорд, — и назовет ее своим талисманом. Не спускайте глаз с этого талисмана, мистер Констант. Это невероятно важно.

Уинстон Найлс Румфорд исчез постепенно, начиная с кончиков пальцев и кончая улыбкой. Улыбка держалась еще некоторое время спустя после того, как он исчез.

— Увидимся на Титане, — сказала улыбка. И растаяла в воздухе.

— Все кончено, Монкрайф? — спросила миссис Уинстон Найлс Румфорд у дворецкого, стоя наверху винтовой лестницы.

— Да, мэм, он от нас ушел, — ответил дворецкий. — И собака тоже.

— А этот мистер Констант? — спросила миссис Румфорд, Беатриса. Она притворялась тяжело больной — нетвердо стояла на ногах, щурилась и моргала, а голос у нее был еле слышный, как шелест ветра в листве. На ней был длинный белый пеньюар, падавший мягкими складками, которые легли спиралью, закрученной против часовой стрелки, как и винтовая лестница. Шлейф пеньюара стекал, как водопад, с верхней ступеньки, и Беатриса как бы становилась архитектурной деталью особняка.