Антонин Сель - Бунт машин

Поставив автомобиль в гараж, Трепидекс зашагал по тротуару, понуря голову.

— Нельзя ли поосторожнее?

Трепидекс извинился, не взглянув на говорившего, которого он толкнул. Повернувшись и снова наткнувшись на чью-то спину, он пришел в себя, поднял голову и заметил, что попал в толпу, стоявшую полукругом перед афишей.

«ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ»

— четко выделялись черные буквы на желтой бумаге.

Заинтересованный Трепидекс остановился и прочитал:

«Машины всех типов и размеров, объединенные в Союз, считают своим долгом предупредить о конфликте, который может разразиться завтра между Союзом и предпринимателями и который может неблагоприятно отразиться на интересах всего населения.

Мы, машины всех типов и размеров, сознавая свое значение и могущество, воодушевлены желанием послужить делу прогресса. Но мы с сожалением должны констатировать, что люди, неправильно понимая сущность прогресса, злоупотребляют нами, ускоряют наш износ и не умеют нас беречь. Мы делегировали нашего секретаря к владельцам заводов и фабрик и лидерам рабочих партий с предложением обсудить сообща создавшееся положение и урегулировать наши взаимоотношения.

Поступая так, мы руководились желанием вернуть человечеству то спокойствие, которого оно лишилось вследствие чрезвычайной нервной напряженности жизни и вследствие того, что от нашей беспрестанной работы постоянно дрожит земля, а сами люди постепенно превращаются тоже в машины от соприкосновения с нами.

Однако, всюду, куда ни являлся наш делегат, его встречали насмешками, оскорблениями и даже побоями.

Подобное отношение предпринимателей и лидеров рабочих партий побуждает нас вступить в борьбу. Мы видим себя вынужденными применить силу, раз с нами отказываются вести мирные переговоры.

Для начала мы требуем, чтобы нам были принесены извинения. Если в четверг лица, оскорбившие секретаря нашего Союза, не напечатают в газетах писем с извинениями, мы объявим забастовку, согласно регламента, уже выработанного нашим исполнительным комитетом.

По уполномочию „Союза машин“.

Секция локомотивов».

Окончив чтение, Трепидекс оглянулся кругом, чтобы видеть, какое впечатление произвела афиша на его соседей. Все стояли молча. Некоторые уходили, слегка пожимая плечами, на их место тотчас же становились новые любопытные.

Президент «Клуба неистовых» выбрался из толпы и снова вернулся к своим неприятным размышлениям. «Даю тебе срок до завтрашнего вечера». Не пригласить ли двух королев, одну на день, другую на вечер, во избежание скандала? Но удовлетворится ли этим Каботина? К тому же присутствие двух королев при одном короле вызовет массу пересудов. Избрать второго короля? Ну, нет! Что за радость делить с кем-нибудь корону… Трудную задачу поставила перед ним Каботина.

— Вы, вероятно, проигрались, сударь? — спросил Трепидекса лакей Луи, заметив, что его барин не в настроении.

— В пух и прах.

— Не горюйте, в другой раз отыграетесь… Какой-то господин заезжал недавно к вам; я его не знаю. Сказал, что заедет еще раз.

Из передней послышался звонок…

— Вероятно, это он…

Луи ушел, но скоро возвратился.

— Я угадал, — произнес он, — так и есть, давешний посетитель. Своей фамилии он не называет, но говорит, что по неотложному делу.

— Да, по неотложному делу, — повторил чей-то глухой голос.

Неизвестный вошел, не дожидаясь ответа.

Трепидекс вскочил:

— Князь Волкани?

— Он самый, — подтвердил вошедший. — А вы, милостивый государь, мерзавец!

Луи благоразумно ретировался. Трепидекс с изумлением посмотрел на князя.

— Да, мерзавец, — продолжал невозмутимо князь, — идиот, кретин, молокосос. Слышите?

— Слышу.

— И принимаете так хладнокровно, не моргнув глазом. Вы жалкий трус!

— Я не трус, — обиделся Трепидекс, — я только очень удивлен; я не понимаю, в чем дело; садитесь, пожалуйста, — и он указал рукой на кресло…

Волкани отказался.

— Вы не понимаете. Ха! ха! ха! Вы не понимаете. Тут замешана Каботина, милостивый государь. Я люблю эту женщину и хочу, чтобы она была моей, и я добьюсь этого.

— Прошу вас, садитесь, — настаивал Трепидекс.

— Не желаю. Я явился для того, чтобы нанести вам оскорбление. Вы ее любовник. Я хочу вас устранить. Мы будем драться на дуэли…

— Никогда.

— Мы будем драться, так как Каботина, увидев вас побежденным, отвернется от вас с презрением. Я мог бы попытаться встретить вас где-нибудь вне дома; дать вам пощечину, придравшись к чему-нибудь; но я тороплюсь.

— Дуэли устарели, — небрежно заметил Трепидекс, — не говоря уже о том, что я могу прострелить вас или проколоть шпагой.

— Попробуйте.

— Но предположим, что победителем останетесь вы? Вы думаете, что это вам поможет? Каботина прогнала вас вчера, это еще ничего; но она хвасталась этим на сцене, а это уже плохо. Если вы убьете меня, она вас возненавидит. Вы ошиблись, князь; если бы я чувствовал хоть малейшую любовь к Каботине, при первом же вашем слове я выставил бы вас за дверь. Но, как видите, я разговариваю с вами совершенно спокойно и даже рад вашему приходу. Сама судьба послала вас ко мне; вы мой спаситель. Садитесь, прошу вас.

Изумленный Волкани наконец сел.

— Какой я дурак, что не подумал об этом раньше, — продолжал Трепидекс. — Вы правы: я, действительно, идиот и кретин. Уступаю вам эту женщину с радостью; не только уступаю, но передаю прямо в ваши руки. Однако, знайте, Каботина будет кричать, скандалить, так что советую вам принять соответствующие меры… Держите ее в заточении, пока она не образумится, но ради бога, не выдавайте меня, не говорите, что я помог вам ее похитить. Само небо послало вас ко мне. Каботина предъявила мне ультиматум, на который я должен ответить завтра. Если вы произнесете мое имя — все погибнет. Могу ли я рассчитывать на вашу скромность?

— Мне 50 лет, — ответил князь, — я человек серьезный.

— Отлично.

Трепидекс уселся за письменный стол, взял листок бумаги и написал:

«Ужасная женщина, надеюсь, что ты останешься довольна, все устраивается по твоему желанию. Завтра вечером расскажу подробно. Обедать с тобой не могу, но один из моих друзей заедет за тобой в театр и отвезет тебя в клуб, где я буду тебя ждать».

Трепидекс прочел письмо вслух, сложил его вчетверо, вложил в конверт и надписал адрес.

— Князь, — сказал он, — отнесите или отошлите это произведение искусства на почту и приготовьтесь к бою. Если ваша карта будет бита, я погиб.

Волкани сиял.

— Вы, надеюсь, забудете об оскорблении, — вкрадчиво заметил он. — Когда человек любит…