Адам-Трой Кастро - Убежище
Может быть, на самом деле проект никак не был связан с научными специальностями Гарримана и аль-Афига.
Вероятно, они, ни о чем не подозревая, как раз и были объектами исследования, а Диямены находились там только для наблюдения за неизбежным взрывом страстей с точки зрения личностей, абсолютно владеющих собой.
А возможно, я выпила слишком много бруджа.
Прошло еще два часа. По корабельному хронометру уже перевалило за полночь. «Негев» не был военным кораблем, работающим на чистом адреналине. Если не считать минимального экипажа, предназначенного следить за тем, чтобы автоматические системы не выкинули какую-нибудь глупость, пока мы спим, все остальные на борту сейчас находились в своих каютах.
Я вздохнула, закрыла файлы и посидела перед тускнеющим голографическим экраном, размышляя, то ли мне и дальше сливать внимание в черную дыру, то ли присоединиться к Порриньярам в том, что они называют сном.
Я все еще сидела, потирая глаза, когда дверь скользнула в сторону.
В зал заглянула Лайра Бенгид:
— Андреа, я тебе не помешала?
— Ты как раз вовремя. Заходи.
Кажется, ей удалось немного поспать: веки стали не такими припухшими, а кожа не столь натянутой. Волосы собраны в узел, но теперь уже на затылке, а не на макушке. Несколько прядей она оставила свободными. Костюм сменило элегантное платье. Взяв с тарелки пластинку теперь уже зачерствевшего печенья, она спросила:
— Как дела?
— Примерно так, как я и ожидала. Похоже, этот аль-Афиг был настоящей сволочью. Я могла бы сама его убить.
— Наверное… — Она заметила, как я внезапно нахмурилась, и добавила: — Да брось, ты же меня хорошо знаешь. Это не фраза для твоего досье.
Я с трудом сдержала рефлекторный холодок:
— Только моя патология, да?
Она не поддалась на провокацию:
— Любые преступления, которые ты совершила в детстве, сейчас в очень далеком прошлом, и я ни разу за всю жизнь не вредила тебе из-за того, что ты тогда совершила. Или с тех пор. И сейчас я подумала, что ты вдруг захотела просто поговорить со мной как человек с человеком.
Она уселась на стул, откинулась на спинку и положила ноги на стол, скрестив лодыжки. Она пришла босиком. Я увидела, что мизинец на левой ноге короче линии остальных пальцев — такое могло произойти в результате перелома. Переведя взгляд на ее лицо, я заметила, как она откусила огромный кусок выпечки, при этом резко и вызывающе двинув челюстью.
Бенгид всегда была смешлива, и в наши прежние дни она напрасно потратила массу усилий, стараясь выдернуть меня из вечно плохого настроения. Самое большее, чего она добивалась, — пробить щелочку в постоянно окутывающей меня облачной завесе, которая всегда опять смыкалась, предвещая новые грозы, но это не удерживало ее от очередных попыток.
Долгое время меня это чертовски раздражало. Я обижалась. Может быть, даже ненавидела.
Теперь у меня болели щеки. Эти мышцы не привыкли улыбаться.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с набитым ртом — прожевать и проглотить, но потом она воспользовалась оставшимся в левой руке куском вместо указки:
— Знаешь, за все эти годы я очень редко видела, как ты улыбаешься. Обычно ты вела себя так, словно опасалась, что у тебя отвалится челюсть.
— Кстати, куда подевались твои туфли?
— Будь на то моя воля, сунула бы их в корабельный утилизатор. Как я их ненавижу! Они так сжимают пятки! Вот я и предпочитаю холодную палубу под пальцами, когда не играю роль главной-сволочи-прокурора. Попробуй как-нибудь. — Она откусила еще кусок, но уже более разумной величины, сосредоточенно жевала его несколько секунд, потом сказала: — Итак, у тебя появились какие-нибудь идеи насчет того, как мне засадить этого гада за решетку?
Неожиданное возвращение к делу сработало, как взрыватель замедленного действия.
— Возможно. Я кое-что заметила и думаю, надо покопаться в этом еще немного… Но ты ведь не об этом пришла поговорить, верно?
— Верно, — согласилась она.
— Тогда валяй.
Она сняла ноги со стола, опустила пятки на пол и придвинула стул ближе ко мне.
— Почему ты хочешь проделать такое с собой?
Я почти забыла о ее прокурорском таланте и умении задавать острые вопросы.
— Я люблю их.
— А я-то думали, ты вообще не способна на эмоции.
Это была простая констатация факта, без добавления яда. Поэтому я сохранила спокойствие:
— Меня это тоже удивило.
— Я также хочу признаться, что, когда у меня нашлось время немного об этом подумать, я была искренне рада за тебя. Мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь сумел проникнуть за твои колючки. В твоем выборе есть определенная логика, поскольку, как мне кажется, нужны два человека, чтобы тебя просто терпеть.
Это было наблюдение, сделанное теми, кто меня знал. И шутка, которую мы втроем давно придумали. Что-то слабовато для Бенгид, если она рассчитывала спровоцировать меня повторением очевидного.
— К тому же, — продолжила она, — секс с этими двумя, наверное, бьет все рекорды. — Думаю, на моем лице что-то мелькнуло, потому что она поморщилась, отгоняя нежелательный образ. — Не отвечай. Сама я после развода застряла посреди пустыни.
— Очень жаль.
— Не стоит. И вообще, разговор не обо мне.
Я кивнула:
— Хорошо.
Она несколько секунд разглядывала символы Конфедерации и Дипкорпуса на стене, словно предполагая найти там ответы.
— Ты была самым злым человеком, какого я встречала в жизни. Ты не желала быть чем-либо, кроме суммы всех плохих качеств, которые тебе приписывали. Наверное, ты и сейчас не ангел… но они тебя успокоили. Здесь я отдаю им должное.
— Скажи им об этом.
— Сказала бы, если бы это было равносильно моему одобрению. Но отдать все, что ты есть, некоей композитной личности, которая пока даже не существует… Откуда, черт побери, у тебя такое желание?
— Я же сказала: любовь.
— Любовь-морковь… Чушь собачья! — рявкнула она, причем намного злее, чем я от нее ожидала. — Мои родители разошлись, когда мне исполнилось шесть лет. Я пережила два ужасных брака. Я понимаю, что впустить партнера в свою жизнь означает пожертвовать частью личной автономии. Но еще я знаю, что любой, кто просит отказаться от всего, кем ты был, совершенно точно не действует в рамках «здоровых отношений».
Я с жалостью покачала головой:
— На самом деле ни от чего отказываться не надо, Лайра.
— Да ну? — Она скрестила руки на груди. — Тогда попробуй меня переубедить.
— Это эволюционный переход на следующую стадию. Сохранение всего, чем я была, и добавление к этому всего, чем были они. Способность видеть все, что видят они, ощущать то, что ощущают они, делить с ними сокровенные тайны и приглашать их поступить так же со мной. Это память обо всем, что было в их жизнях, и позволение для них вспомнить то, что помню я. Это превращение в новую личность, которая есть не только сумма всех нас, но и превосходит эту сумму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});