Олег Котенко - Багровый туман

Дверь закрылась на удивление мягко.

Иваныч - это наш завхоз. Хороший мужик: и поговорить любит, и сплетню какую-нибудь "по секрету всему свету" выдаст. Хотя как раз этого он и не любит - сплетни распускает только о тех, с кем в ссоре. И нередко сам же их и сочиняет. Только с бутылкой дружит, выпить горазд. Частенько у них это происходит напару с Григорьевым-заведующим, хотя это и негласно.

- Привет, Иваныч!

Завхоз оставил связку каких-то деревяшек, которую пытался засунуть подальше, в угол своей каморки, отряхнул пыль с головы, улыбнулся.

- Здорово...

- Тебе, как обычно, от Григорьева привет.

- Как обычно? - завхоз задумался. - Ну, как обычно, пожалуй, не получится...

- Ты о чем это?

- А? Да так, ни о чем. А ты как? Садись, чего стал!

Он пододвинул мне табурет, а сам уселся прямо на высокий порог. Подсобка, в которой Иваныч был полновластным хозяином, стояла на заднем дворе, окруженная зарослями одеревенелой травы и кустов. Сторона, которой больница была повернута к ней, была, наверное, самой мрачной и серой - никто ведь не заботится о внешнем виде. Да и кому оно надо? Сам двор был завален всевозможными ящиками, мотками проволоки, обрезками досок. Обычный мусор - на каждом заднем дворе такого полно. Несмотря на неприглядный внешний вид, двор обладал какой-то особой энергетикой, выражаясь языком современных "экстрасенсов: здесь уютно, здесь приятно посидеть, выкурить с немолодым уже Иванычем по сигаретке, просто поговорить.

- Так, что там, привет, говоришь, от Лешки, да? Ну, это хорошо, конечно, хорошо... - Иваныч чиркнул спичкой, разбросав вокруг острые искры, - а сам-то ты как? Чего-то не показывался долго.

- Хреново мне, Иваныч... Не могу я больше работать здесь! Ну, не могу, хоть ты убей меня! Иду на работу - вроде, ничего. И солнышко светит как обычно, и ветерок такой же, а как приду - все! Как гляну в морду какому-нибудь... так аж дрожь по коже. Не могу...

- Да-а, - протянул завхоз, медленно выпуская облако сизого дыма, - понимаю я тебя; обходы бесконечные, наблюдения... И все с психами! Понимаю. А тут еще это... А ты - слышь, только никому! сам-то видел его? Которого убили? Его ж, вроде, прямо руками и... это самое! Без ножов всяких!

- Ножей...

- Что? Ну да, ножей... Так, правда, что ли?

...В первую секунду я даже не знал, что думать. Думать, по правде говоря, не хотелось вовсе - просто не укладывалась в голове картина, представшая передо мной. Бывает такое: видишь, а осмыслить не можешь.

Черная лужа доползла до самых дверей, но почему-то остановила свой ход перед порогом да там и застыла. Будто впечаталась в паркет. А чуть дальше...

Ну, глаза его приобрели безумное выражение задолго до смерти, но в сочетании с общим _теперешним_ видом выглядели еще более жутко. Кожа ремнями висела на плечах, горло открывалось отвратительной бахромой... Меня тогда стошнило.

Потом к нам долго ходили "товарищи милиционеры" вместе в всевозможными экспертами.

- Правда.

- Во-о... - пепел упал Иванычу на штанину и остался там прожигать серую ткань; глаза завхоза стали круглыми, но страха в них я не увидел.

- Вот тебе и "во-о". А ты говоришь, понимаю. Что теперь будет? Теперь только особо тихих стали отпускать, остальные сидят на этой заразе... последние мозги сгниют от их лекарств! А кто его знает, что у него в башке? Может, он только прикидывается спокойным, чтоб погулять выпустили.

- Не прикидывается. Он ведь дурак, как же он прикидываться может?

- Может, Иваныч, дураки тоже разные бывают. Вон, был у нас, может, помнишь - ему везде жуки чудились, а так нормальный. Только тараканы у него двухметровые бегали кругом. Говорили, это от водки... Только не верится мне! Нормальный мужик, говорю ж, и читал много, и говорил осмысленно, а вот - жуки...

- Так, он не дурак, значит.

- А кто? Сейчас, Иваныч, сюда шлют, кого надо, кто больной. Нынче психушка перестала аналогом тюрьмы быть - раз прислали, значит, надо. А я что, не врач, психа не вижу? Я, Иваныч, психолог, ко мне такие приходили, что и не выдумаешь. Сразу видно - то ли в проблемах человек потонул, то ли с головой не то.

- Может, и видно... А вообще, прав ты, Андрюша, разные дураки бывают. Вроде и нормальный, а поближе глянешь - натуральный идиот.

- Ладно, Иваныч, пойду я, а то Григорьев и так на меня косо смотрит. Надо работой заняться. Тут еще двоих привезли, надо с ними разобраться. Бывай!

Оба - по экстренному вызову. Значит, буйные. Это не есть хорошо, ибо с такими разбираться - мороки не оберешься.

Два дюжих санитара завели извивающегося закутанного в смирительную рубашку, а потому похожего на гусеницу, человека. Так, Волошин Петр Семенович, год рождения... и тэ дэ и тэ пэ... Диагнозы всяческие...

Неважно! Достаточно посмотреть в глаза этому человеку, чтобы понять: он живет в собственном мире и ему нет дела до наших проблем. В своем роде он счастлив: его сумасшествие освободило его от грязи человечества. Но какие же боли терзают его рассудок - воспаленный и измученный! Что заставляет его рвать на себе кожу и прокусывать губы, его руки связаны? Надеюсь, что я никогда не узнаю этого...

Второй - вернее, вторая; это женщина. Воплощение разрушенной судьбы - молодая, лет двадцать, но разве это человек? Ни у одного из них - тех, кто попадает сюда, - нет шансов, все они живые мертвецы... По крайней мере, эта ведет себя смирно. Наверное, у нее какая-то стойкая мания. Да, клаустрофобия, переходящая в навязчивую идею - мать связала ей руки и ноги простыней, когда она пыталась выпрыгнуть из окна. Представляю, какие муки испытывает эта девушка...

Ничего нет хуже постоянного страха...

Внезапно всплывшее из подсознания имя - Марина! Кто она? Моя спутница из предыдущей жизни? При чем тут она?.. Да, она тоже боялась. Ее страх куда хуже... Марина боялась Новизны и Необычности.

...Кабинет пуст; как же тяжела бывает пустота!

Я сажусь за стол, обшариваю взглядом покрытую темным лаком крышку - листки разлинованной бумаги, что-то похожее на справки, огрызки карандашей. За окном льет дождь, расписывает окно свинцовым карандашом. Хм... удивительно, как преображается природа со сменой времен года! Осень - может быть, она и хороша в ранней поре, но сейчас является собой самое тоскливое зрелище, какое только можно представить, особенно под дождем. Буреющие листья, пожухлая трава, размокшая земля - вот и все; что отрадного для взгляда?

Что-то горячее поднялось в груди, накатило и ударило в голову. Ноги подогнулись сами собой, опуская меня на пол - сознание устало бороться с самим собой, оно хотело просто расслабиться и отдохнуть.

Выход был удивительно легким - так проваливается в сон уставший за день человек. Я закрыл глаза - и вот, вокруг меня уже парят звезды. Хвостатая комета, что-то недовольно пробурчав, пронеслась мимо, забив мне нос зеленой пылью.