Светлана Ягупова - Контактер

Воде он мог бы сочинить гимн и проклятие. Она открыла ему, что он не как все, что природа сыграла с ним шутку, наделив свойством, которым, быть может, не обладал ни один человек, а если и обладал, то хранил в тайне не только от других, но и от себя. Он же, как мальчишка, до сих пор ликует, когда в нем пробуждаются эти странные силы, полезное применение которым не может найти, отчего опасность мчится за ним по пятам. Если бы не в двенадцать, а в тридцать лет он сделал это открытие, не пришлось бы играть и хулиганить своим даром.

Когда впервые узнал о своей необычной способности, удивился, но и перетрухнул. Он тогда вернулся из школы в детдом - иного дома у него не было, родителей он не знал, - но не пошел в классную делать домашние задания, соврал воспитательнице, что разболелась голова, и завалился на кровать. Лежал, думал об Антиповой, с которой сидел за одной партой. Опять она пригласила его домой на обед. Он с удовольствием поел бы домашнего борща, послушал новые записи на маге, поиграл с ее шпицем, но отказался от этих приятностей, вспомнив настороженно-жалостливые взгляды Нинкиных родителей и то, как ее бабушка со слезами на глазах запихнула ему в портфель кусок пирога с повидлом, а потом, точно младенца, погладила по голове. До сих пор был с Нинкой на равных, но после того прихода в гости что-то изменилось, показалось, что Нинка относится к нему, как к больному, с чрезмерной опекой и вниманием. Это злило, и сегодня, когда опять услышал от нее приглашение, зло съехидничал, что никогда не придет к ней, потому что у нее в квартире воняет псиной и кошатиной. На самом деле, в доме у Нинки чисто и хорошо, просто захотелось досадить ей, и, кажется, добился своего - она ничего не сказала, только покраснела до ушей.

От лежания голова и впрямь разболелась, и он хотел было пойти к дежурной медсестре за таблеткой, когда вошла Майя Григорьевна, ведя за собой рыженького мальчишку с зареванными глазами. Представила:

- Наш новенький, Леня Носов. А ты чего, Кадыров, разлегся на покрывале?

Он встал с кровати, привел ее в порядок и обернулся к новичку. Тот вместе с воспитательницей укладывал в тумбочку содержимое портфеля и полиэтиленового пакета.

- Кадыров, отведи его в душевую, а по пути возьми белье у сестры-хозяйки, - распорядилась воспитательница и заспешила по своим делам.

- Пошли, - скомандовал он новичку.

Поскольку любил поплескаться, не упустил удобного случая и вместе с мальчишкой попрыгал под резкими струями воды. Впрочем, новичок не прыгал, а флегматично терся мочалкой, как-то нехотя постоял под душем, а потом с опущенной головой побрел в спальню.

- Ты откуда?

- Из дому, - ответил новичок.

- У тебя есть дом?

- Был. - Мальчишка бросился ничком на кровать и затрясся в беззвучном плаче.

- Да ты чего, да брось ты, - стал неумело успокаивать он, невольно прикасаясь к его плечу. И тогда впервые ощутил тот особый толчок в грудь, после которого он уже был не совсем собою, а как бы чуточку и этим плачущим мальчишкой.

- Что такое? - пробормотал новичок. Сел на кровати и уставил на него вмиг просохшие глаза. - Ты прикоснулся, и сразу полегчало.

Он же ощутил, как стиснуло горло, что-то заныло меж ребер, и в спальню хлынула из дневных окон чернота. Вся мальчишкина печаль передалась ему без остатка, и то, что он физически почувствовал ее, привело в восторг и напугало.

После этого случая стал намеренно испытывать себя: подходил к кому-нибудь из одноклассников или детдомовцев и как бы нечаянно прикасался к руке или плечу. Когда выяснилось, что умеет забирать не только печаль, но и радость, и скуку, и множество других состояний, стал разборчив.

С Чаем они познакомились в порту, после того, как спустил половину первой зарплаты на пирушке с друзьями-грузчиками. И чего его занесло туда? Может, вся жизнь сложилась бы иначе, не надумай вечером пройтись вдоль, набережной к пристани, куда то и дело подплывали юркие катера на подводных крыльях, выбрасывая на деревянные мостки праздные группки отдыхающих. Ему нравилась шумная летняя суета, пестрая толпа приезжих, где каждый виделся таинственным гостем из далеких, неизведанных земель. В детстве, разглядывая курортников, мечтал о тех городах, откуда они прибыли. Когда в кармане оказался аттестат зрелости, как бы открывающий сотни дорог, вдруг ощутил себя на распутье. Куда идти? Налево? Направо? Прямо? Не идти хотелось, а ехать, плыть, преодолевать тысячи километров и самого себя. Он мог высоко взлететь, а свалился у стойки бара...

Подойди к нему в тот вечер не Чай, а капитан дальнего плавания, быть может, нашел бы иное применение своему дару. В нетерпении расхаживал по деревянному настилу, сквозь щели которого проглядывала зелень воды. Ее близость, выпитое вино и запах водорослей возбуждали так, что, когда очередная группа туристов выстроилась на приближающийся катерок, он притерся к ней и, стараясь обойтись без шума, начал впитывать в себя ее настрой и желания. До сих пор помнит ту высокую шатенку с яркими губами, испуг в ее глазах, когда она почувствовала себя обкраденной и схватилась за перекинутую через плечо сумочку, к которой он и не прикасался.

- Вор! Держите! - вскрикнула она. Он пошатнулся, как от пощечины, и рванул с мостков.

За ним погнались. Впервые. Сколько раз потом слышал за спиной крики, ругань, топот ног, но первая погоня до сих пор сидит в нем острым камнем. Кто-то схватил его за плечо, потащил в заросли прибрежной маслины. Преследователи пронеслись мимо, а он, запыхавшийся, с сердцем, готовым разорваться, опустился на песок.

- Что, братан, нечисто сработал? - услышал насмешливый басок своего спасителя. Невысокий, тщедушный на вид человек средних лет, с желтыми белками глаз, отчего и сами глаза казались желтыми, смотрел на него с веселым интересом. - Какого черта шляешься в порту? Здесь всегда ксивы ломают, в любой миг могут застукать.

- Что за ксивы? - пробормотал, стирая со лба испарину.

- Так ты шпана? - Он расхохотался. - Надо же! А я думал, майданщик со стажем. Ничего, со временем обтащишься. Пошли ко мне.

Он хотел было сказать этому желтоглазому, что тот ошибочно принял его за вора, что для него самого загадка, отчего обвинили его в воровстве, но любопытство, желание изведать что-то не будничное, привело в дом карманщика. Как выяснилось позже, квартира Чая была "блатхатой", куда местные и заезжие воры свозили "темное" - краденые вещи, где отдыхали после набегов и разрабатывали планы на будущее.

Узнав о его необыкновенной способности, Чай восхитился, стал размышлять, какую бы извлечь выгоду из этого дара и, так ничего и не придумав, хлопнул его по плечу волосатой лапищей:

- Будешь как я. Научу по-настоящему "писать мойкой" карманы и сумочки. Что за прок от твоего таланта? Кормит только душу, но душа без тела ничто.