Станислав Лем - Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк

Не воспринял ли Шеппард его слова как проявление умственной ограниченности или даже развязности?

А что за его спиной сказал о нем главному Фаркварт? Вероятно, охарактеризовал его не лучшим образом. Грегори стремился убедить себя, что ему это только льстит, ибо чего стоило суждение Фаркварта?

От его заурядной особы Грегори перенесся мыслями к Сиссу. Это действительно был человек неординарный. Грегори мало что слышал о нем.

Во время войны доктор работал в оперативном отделе Генерального штаба и, как утверждают, на его счету было несколько достижений. Через год после войны он с треском вылетел оттуда. Якобы за то, что нагрубил какой-то большой шишке, чуть ли не самому маршалу Александеру. Славился он тем, что вооружал против себя всех сотрудников. Поговаривали, что он черств, зловреден, начисто лишен такта и чуть ли не с детской прямолинейностью говорит другим, что о них думает.

Грегори прекрасно понимал, какого рода неприязнь к себе вызывает ученый. Он хорошо помнил собственное замешательство во время выступления Сисса, поскольку ничего не мог противопоставить его логическим выводам. Вместе с тем он испытывал уважение к высокому уровню интеллекта, который ощущал в этом человеке, напоминавшем птицу со слишком маленькой головкой.

«Надо будет этим заняться», — подвел он итог своим размышлениям, не уточняя, в чем, собственно, будет состоять его занятие.

День быстро угасал, зажигались витрины. Улица сужалась, это был очень старый, пожалуй, со времен средневековья не перестраивавшийся закоулок центра, с темными, неуклюжими домами, в которых сияли неестественно большие прозрачные застекленные ящики новых магазинов.

Он вошел в пассаж, чтобы сократить путь. У входа виднелся узкий слой неметеного снега; Грегори удивился, что снег не успели затоптать. Одинокая женщина в красной шляпке осматривала одетые в бальные платья манекены с восковыми улыбками. Далее пассаж делал плавный поворот, на сухой бетон ложились лиловые и белые квадраты витринных огней.

Грегори зашагал медленнее, забыв о том, где находится. Ему вспомнился смех Сисса, и Грегори пытался разгадать его причину. Он хотел точно воспроизвести в памяти звучание этого смеха, это показалось ему важным. Сисс не был, вопреки производимому впечатлению, любителем внешних эффектов; заносчивым был наверняка, поэтому смеялся скорее всего своим мыслям и только по одному ему известному поводу.

Из глубины пустого пассажа навстречу Грегори шел человек. Высокий, худой, он поводил головой, как бы беседуя сам с собою. Грегори был слишком погружен в свои мысли, чтобы наблюдать за ним, но автоматически сохранял его в поле зрения. Прохожий был уже совсем близко. Вокруг становилось темнее, в трех лавках огни не горели, витрины четвертой оказались заляпаны известкой — ремонт. Только там, откуда шел одинокий прохожий, светились несколько больших витрин.

Грегори поднял голову. Человек сбавил шаг, продолжая идти, но медленнее. Оба остановились одновременно на расстоянии нескольких шагов. Грегори еще не очнулся от своих мыслей, поэтому, хотя он и смотрел на высокую фигуру стоящего напротив мужчины, лица его не видел. Он сделал еще шаг, тот поступил точно так же.

«Что ему надо?» — подумал Грегори. Они исподлобья поглядывали друг на друга. У того было плохо различимое в тени широкое лицо, претенциозно надвинутая на лоб шляпа, слишком короткий плащ, так неловко стянутый поясом, что его конец обматывал пряжку. С этой пряжкой было что-то не в порядке, но у Грегори хватало собственных забот. Он двинулся, желая обойти встречного, но тот загородил ему путь.

— Слушай, ты… — гневно начал Грегори и запнулся.

Незнакомец был он сам. Грегори стоял перед большим зеркалом, которое как стена замыкало весь пассаж. По ошибке он свернул в тупик, накрытый стеклянной крышей.

Он еще немного поглядел на собственное отражение с угасающим ощущением, что наблюдает за кем-то посторонним. Смуглая, не очень осмысленная физиономия с волевой челюстью… А возможно, это был вовсе не признак воли, а упрямства, ослиного упрямства — так он иногда думал.

— Насмотрелся? — буркнул он, повернулся на каблуках и направился к выходу, испытывая смущение, словно его одурачили.

На полпути он поддался неразумному импульсу и оглянулся. «Тот» тоже остановился, далеко, между освещенными пустыми лавками, и почти сразу двинулся в глубь улочки по каким-то делам зеркального мира. Грегори с раздражением поправил пояс на пряжке, сдвинул шляпу со лба и вышел на улицу.

Следующий пассаж вывел его прямо к «Европе». Швейцар распахнул стеклянные двери. Грегори пробрался между столиками к лиловым огням бара. Он был так высок, что ему не требовалось становиться на цыпочки, чтобы сесть на трехногий табурет у стойки.

— «Белая лошадь»? — спросил бармен. Грегори кивнул.

Стаканчик звякнул о стойку, словно в нем был спрятан стеклянный колокольчик. Грегори отпил глоток, лишний раз убедившись, что «Белая лошадь» отдает сивухой и дерет в горле. Грегори не выносил этот сорт виски. Но так получилось, что несколько раз подряд он наведывался в «Европу» с юным Кинси и пил с ним именно «Белую лошадь»; с тех пор бармен почитал его постоянным посетителем и не забывал о его пристрастиях. Грегори встречался с Кинси, чтобы покончить с обменом квартиры. Он предпочитал подогретое пиво, но стыдился заказывать его в таком шикарном ресторане.

Он завернул сюда просто потому, что ему не хотелось возвращаться домой. Он собирался за рюмкой виски выстроить все известные факты серии в единую конструкцию, но не смог вспомнить ни одной фамилии, ни одной даты.

Резко запрокинув голову, Грегори опорожнил стопку.

Вздрогнул. Бармен что-то говорил ему.

— Что? Что?

— Не хотите поужинать? У нас сегодня дичь, время подходящее.

— Дичь?

Он ни слова не понимал.

— А, ужин? — наконец дошло до него. — Нет. Налейте еще.

Бармен кивнул. Он мыл стаканы под никелированными кранами, грохоча так, словно жаждал разбить их вдребезги. Глаза его на покрасневшей одутловатой физиономии сузились, он зашептал:

— Вы кого-то ждете?

Рядом никого не было.

— Нет. А в чем дело? — добавил Грегори резче, чем намеревался.

— Нет, ничего, я думал, что вы… по службе, — буркнул бармен и отошел в другой угол. Кто-то осторожно тронул Грегори за плечо, он молниеносно обернулся, не в силах скрыть разочарования: перед ним стоял официант.

— Простите… Инспектор Грегори? Вас к телефону.

Ему пришлось пробираться сквозь толпу танцующих, его толкали, он старался идти как можно быстрей. В кабине было темно: перегорела лампочка. Он стоял в темноте, сквозь круглое оконце падало пятно менявшего оттенки света.