Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн.2

— А теперь начнем, — сказал я. — Только дай мне самому приготовиться.

Молча, широко раскрытыми глазами он смотрел, как я укрепляю у себя на висках металлические пластинки мнемографа и подключаю его.

— Ключевое слово будет… — я поглядел на своего подопечного, — «противный». Теперь начнем.

Рядом со мной лежала груда разных простых предметов. Я поднял один и подержал перед его глазами. Когда он осмотрел его, я громко сказал: «Камень» и замолчал. Он тоже молчал; через некоторое время я снова нажал обучающую кнопку. От внезапной боли он подпрыгнул и завертел головой.

— Камень, — повторил я тихо и терпеливо.

Ему требовалось некоторое время, чтобы постичь идею, но в конце концов он понял. За руганью или за любыми не относящимися к делу выражениями следовал удар током и двойной удар — за попытку соврать: мой детектор всегда сообщал мне об этом. Такая жизнь быстро ему надоела, и он предпочел сразу же выдавать мне нужное слово.

Мы очень быстро исчерпали весь запас предметов и переключились на рисунки и движения. Я принимал на веру его «не знаю», если они не повторялись слишком часто, и мой словарь постепенно рос. Под действием микротоков мнемографа новые слова втискивались в мозг, но, увы, не безболезненно. Когда голова стала прямо-таки раскалываться, я принял таблетку болеутолителя и приступил к игре в слова; в нашем распоряжении их было уже достаточно, чтобы перейти ко второй части процесса обучения — освоению грамматики.

«Как тебя зовут?» — подумал я и добавил кодовое слово «противный».

— Как… имя? — сказал я вслух. Действительно, противный язык.

— Слэшер.

— Мое имя… Джим.

— Отпусти-и, я тебя не трогал.

— Сначала учиться… уходить потом. Теперь говори, какой год?

— Что — какой год?

— Какой год сейчас, дурак!

Я повторял этот вопрос по-всякому, пока его значение не просочилось, наконец, в его тупую башку. Я весь вспотел.

— A-а, год. Тысяча девятьсот семьдесят пятый. Девятнадцатое июля тысяча девятьсот семьдесят пятого года.

Прямо в цель! Через все столетия и тысячелетия темпоральная спираль бросила меня с феноменальной точностью. Я мысленно поблагодарил профессора Койпу и других исчезнувших ученых. Поскольку они жили теперь только в моей памяти, это был, пожалуй, единственный способ выразить им свою признательность. Весьма обрадованный, я продолжил занятия языком.

Мнемограф схватывал, упорядочивал и запихивал глубоко в мой измученный мозг все произносимое этим типом. Подавляя стоны, я принят еще одну таблетку болеутолителя. К восходу солнца я почувствовал, что знаю язык достаточно, чтобы совершенствоваться самому, и выключил аппарат.

Мой собеседник заснул сидя и, падая, стукнулся головой о камень, но даже не проснулся. Я оставил его спать и отсоединил нас обоих от электронной аппаратуры. После ночного бдения я и сам устал, но с этим справилась таблетка стимулятора. В животе урчало от голода, и я принялся за еду.

Слэшер вскоре проснулся и тоже получил свою долю. Правда, полученную плитку он съел только после того, как я отломил от нее уголок и проглотил сам. Я удовлетворенно рыгал, он мне вторил.

Поглазев на меня некоторое время, он перевел взгляд на мое снаряжение, а потом заявил:

— Я знаю, кто ты.

— Так скажи.

— Ты с Марса, вот что.

— Что это — Марс?

— Такая планета.

— Да-а, ты примерно прав. Но это неважно. Сделаешь, что я скажу, поможешь кое в чем?

— Я же тебе говорил, я на поруках. Если меня сцапают, век воли не видать.

— Не дрожи. Держись меня, и тебя пальцем не тронут. Будешь кататься в зелененьких. Кстати, есть у тебя эти зелененькие? Хочу поглядеть, на что они похожи.

— Нет! — сказал он и потянулся к выпуклости, образованной куском ткани на нижнем предмете одежды. К этому времени я уже замечал примитивную ложь этого парня без помощи приборов.

Успокоив его усыпляющим газом, я достал из его одежды нечто вроде кожаного конверта, наполненного хрустящими бумажками. Наверное, это и были те самые зелененькие, которых у него якобы не было.

На вид они — просто смех! Простейшая копировальная машина может выдавать дубликаты этих штук бочками, если только они не наделены какими-то скрытыми признаками. Для проверки я прошелся по ним самыми тонкими приборами и не нашел ни следа каких бы то ни было химических, физических или радиоактивных меток. Изумительно. Бумага, кажется, содержит что-то вроде коротких ниток из другого материала, но дубликатор напечатает на поверхности их изображение, которое вполне сгодится. Если бы у меня был дубликатор. А может, и есть? В конце концов, на меня навешали все снаряжение, какое только было под руками. Я разворошил кучу, и там действительно нашлась маленькая настольная модель аппарата. Она была заряжена плиткой исключительно твердого материала, который каким-то образом разбухал внутри машины и давал листы гладкого белого пластика; на них и делались копии. Поработав над регулировкой, я ухитрился так понизить качество пластика, что он стал таким же мягким и грубым, как «зелененькие». Теперь, стоило мне коснуться копирующей кнопки, как машина выкидывала «зелененькую», точь-в-точь похожую на оригинал.

Самая крупная бумажка у Слэшера была десятка. С нее я и сделал несколько копий. Конечно же, номер у всех был один и тот же, но мой опыт показывал, что люди никогда не разглядывают номера полученных денег.

Настало время приступать к следующему этапу моего внедрения в общество этой примитивной планеты Земля. Я выяснил, что «Грязь» отнюдь не следует понимать буквально, это название имеет совсем другое значение.

Я надел на себя снаряжение, которое могло мне понадобиться, а все остальное оставил в пещере вместе со скафандром. Когда оно мне потребуется, все будет на месте. Слэшер бормотал и похрапывал, пока я летел с ним через озеро и дальше к дороге низко над деревьями. Теперь, днем, на ней было больше движения: я слышал рев машин и потому снова спустился в лесу. Перед тем как разбудить Слэшера, я закопал гравитатор вместе с радиомаяком, который в случае чего поможет мне найти это место.

— Что-что? — проговорил Слэшер, усаживаясь, как только антидот подействовал, и удивленно поглядел на лес.

— Поднимайся на копыта, — сказал я. — Пора отсюда двигать.

Он заковылял за мной, проснувшись только наполовину, пока я не помахал перед его носом пачкой денег. Тут он сразу же проснулся.

— Как на твой взгляд эти зелененькие?

— Отличные. Только ведь у те б я этого добра вовсе не было?

— Добра у меня всякого достаточно, а вот денег не было. Ну, я и сделал эти. Как они — о’кэй?