Джордж Макдональд - Лилит

- Ну, вот мы и пришли, наконец! - сказал ворон. - Какая долгая дорога! За половину этого времени я мог бы добраться до Рая и повидаться с моим двоюродным братом, это тот самый, вы, верно помните, который не вернулся к Ною. Ах, дорогой мой! Ведь уже почти зима!..

- Зима! - воскликнул я. - Но, кажется, ведь прошло всего лишь полдня с тех пор, как мы покинули дом!

- Это все потому, что мы слишком быстро шли, - ответил ворон. - В вашем мире вы не можете пренебречь тем, что вы называете гравитацией, и дать миру свободно вращаться под вашими ногами. Вот, смотрите, это дом моей жены. Это так любезно с ее стороны, что она позволяет мне жить рядом с ней и называет это место домом церковного сторожа!

- Но где же ваш церковный двор, ваше кладбище... Я хочу сказать, то место, где вы устраиваете ваши могилы? - сказал я, не обнаруживая вокруг себя ничего, кроме плоской вересковой пустоши.

Ворон вытянул шею и, держа свой клюв горизонтально, медленно и молча обвел им всю розу ветров.

Своим взглядом я последовал за его клювом и - чу! Все вокруг - без церкви и могил - было кладбищем! Везде, где мел землю угрюмый ветер, было кладбище ворона! Он был могильщиком всего, что имел, господином всей этой стороны! Я стоял посреди вселенского кладбища, беспредельной вересковой пустоши, стенами которого был серый горизонт, низкий и беззвездный. Позади остались весна и лето, и осень, и солнечный свет, и я вошел в зиму, которая поджидала меня здесь! В расцвете своей юности я был уже здесь! Но я ошибался. День может бесконечно продолжаться здесь, он включает в себя времена года. Зима спит здесь ночь напролет в своем ледяном саване; с детской улыбкой на лице Весна просыпается на рассвете, в полдень Лето разгорается своей вычурной красотой; вместе с медленно тянущимся днем старуха Осень ползет к закату и умирает с первым вздохом туманной призрачной ночи.

Мы подходили к дому все ближе, а солнце за облаками кратчайшей дорогой стремительно катилось к западу и село, когда мы были все еще в пути, в нескольких ярдах от двери. В этот же миг я почувствовал холод, показавшийся мне чуть ли не воплотившимся материально, и я перевалил через порог, будто бы вырвавшись из лап ледяной смерти. Ветер свистел над пустошью и рвался в дверь с таким напором, что у меня едва хватило сил затворить ее за собой. И тогда вокруг стало спокойно, и я огляделся.

Свечи горели на столе, который стоял в середине комнаты, и первая вещь, которая бросилась мне в глаза, была крышка гроба, воздвигнутая (как мне подумалось) напротив стены, но вот она открылась, оказавшись дверью, и в нее вошла женщина. Она была в белом - будто свежевыпавший снег укутывал ее; и ее лицо было таким же белым, как ее платье, но не ледяным - оно казалось теплее. Ее черты показались мне совершенными, но ее глаза заставили меня забыть обо всем остальном. Вся ее жизнь, все существо было собрано и светилось изнутри этих глаз. Приближающаяся смерть могла бы заставить так светиться лицо, но глаза... В них было столько жизни, что ее хватило бы на целый народ, - огромные, темные; и чем больше я в них вглядывался, тем глубже был их мрак. Целое ночное небо собралось в каждом из ее зрачков, все звезды были в их черноте и сверкали; будто линия горизонта, их окружали радужки, свитые из вековечных сумерек. Откуда могли взяться такие глаза, Богу одному известно. Должно быть, от его собственных глаз произошли они! Спокойное лицо было первозданно завершенным, а живые глаза были просто венцом творения.

- Это мистер Уэйн, жена! - сказал ворон.

- Желанный гость! - отозвалась она низким, мягким и добрым голосом. Казалось, в нем были скрыты звуки, подобные бессмертным сокровищам.

Я ослеп и онемел.

- Я знаю, ты рада его видеть! - добавил ворон. Она стояла перед дверью, в которую только что вошла, и не подходила ближе.

- Что с ним? Он спит? - спросила она.

- Я боюсь, что нет, - ответил он. - Он не устал и не очень обременен.

- Тогда зачем ты его привел?

- Может быть, я рано начал опасаться.

- Я не вполне вас понимаю, - сказал я, предчувствуя недоброе в том, что она могла иметь в виду, но со смутной надеждой сбежать. - Конечно, сперва человек должен привести свои дневные дела в порядок!

Я посмотрел в белое лицо женщины, и мое сердце затрепетало. Она молча вернула мне взгляд.

- Сначала отпустите меня домой, - заключил я, - и, когда я приду сюда... позже, я найду, сделаю, изобрету, наконец, открою что-нибудь!..

- Он так еще и не усвоил, что день начинается сном! - сказала женщина, обращаясь к своему мужу. - Скажи же ему, что он должен отдохнуть, прежде чем сможет что-либо сделать!

- Люди, - ответил он, - так много думают о том, что они сделали, что засыпают за этим занятием. Они не могут вылупиться из яйца, они возвращаются в свою скорлупу и сворачиваются там клубком!

Эти слова заставили меня оторвать взгляд от женщины и я посмотрел на ворона.

Ворона не было - передо мной стоял библиотекарь - тот же стройный пожилой человек в поношенном черном фраке, мешковатом и со слишком длинными фалдами. До того я видел его только со спины, теперь же я впервые увидел его лицо. Оно было таким худым, что под его кожей проступали кости, наводя на мысль о том, что таким его сделало углубленное занятие его последней профессией. Но, no-правде говоря, я никогда не видел еще такого живого лица, такого утонченного и дружелюбного взгляда бледно-голубых глаз, слегка затуманенных, будто он недавно много плакал.

- Вы же знали, что я не ворон! - сказал он, улыбнувшись.

- Я знал, что вы - мистер Рэйвен, - ответил я, - но почему-то мне думалось, что вы и птица тоже.

- Отчего же вы думали, что я - птица?

- Вы выглядели, как ворон, и я видел, как вы выкапывали червей из земли своим клювом.

- А потом?

- Подбрасывали их в воздух.

- А затем?

- Они превращались в бабочек и улетали куда-то...

- Вы когда-нибудь видели ворона, который вытворял нечто подобное? Я же говорил вам, что я - могильщик!

- А могильщики подбрасывают в воздух червей? И превращают их в бабочек?

- Да.

- Ни разу ни одного не видел!

- Вы же видели, как я это делал!.. Но я по-прежнему библиотекарь в вашем доме, так как меня никогда не увольняли, и я не отказывался от места. Теперь я и здесь библиотекарь.

- Но вы же говорили, что вы здесь - могильщик!

- Так оно и есть. Это почти одно и то же. Очень похожие профессии. Если вы не настоящий могильщик, книги для вас будут мертвыми телами, а библиотека - катакомбой.

- Вы совсем сбили меня с толку!

- Это точно!..

Некоторое время он стоял и молчал. Женщина, недвижная, как статуя, стояла у двери, похожей на крышку гроба.

- Кстати, - произнес, наконец, могильщик, - намного удобнее, когда основной бывает чья-то именно птичья сущность! Вам, должно быть, известно, что у каждого есть звериная сущность - птичья, глупая рыбья... А! И пресмыкающаяся змеиная тоже - та, что неудержимо влечет убивать. Но могут быть еще и душа дерева в ком-то, и душа камня, и я даже не знаю, сколько еще разных сущностей - все для того, чтобы сойтись в гармонии. Вы можете судить о человеке по тому, какое из создании в нем чаще проявляется.