Чарльз Шеффилд - Заброшенная земля

— Стафф… доктор Уиллоби, — пробормотала Дженнифер, — и я… мы ушли вместе, около пяти. Фрэнк, должно быть, сидел у себя в кабинете, но дверь не открывал. Мы его не видели.

Стаффорд Уиллоби согласно кивнул.

— Да. Мы закончили рано, потому что были приглашены на ужин. Не здесь. В Айдахо-Фолс.

Судя по языку тел, тут было нечто большее, чем приглашение на ужин. Айдахо-Фолс находился к сорока милях к востоку — слишком далеко, чтобы просто съездить поужинать. Несложно проверить, где они были, но не это сейчас самое главное.

— Кто-то из вас работал над одной темой с доктором Лейзенби?

На этот раз ответила Дженнифер Уоттс, пухленькая рыжеволосая особа со светло-голубыми глазками.

— Мы все работаем в одном секторе, — озадаченно протянула она.

— Некоторые темы настолько сложны, что нам приходится трудиться целой командой. Так что каждому приходилось работать и вместе с Фрэнком, и друг с другом.

— А совсем недавно? Вы чем-то занимались вместе? Я имею в виду в последние недели.

Дженнифер покачала головой.

— Только не я.

— И не я, — вторил Шефер, но Стаффорд Уиллоби, немного поколебавшись, признался:

— Мы с Фрэнком разрабатывали кое-что. Не официальный проект, а всего лишь идею одного исследования.

Он оглядел остальных и остановился взглядом на Дженнифер.

— Простите, что никому не сказал, но Фрэнк попросил меня молчать. Хотел сохранить тайну, пока все не будет готово. Честно говоря, я был польщен. Обычно Фрэнк предпочитал воплощать свои идеи в одиночку.

— Да, я уже слышал. Не было ли в вашем замысле чего-то такого, что могло бы выманить Фрэнка Лейзенби среди ночи на испытательный полигон?

— Наоборот, мы хотели найти более надежный способ получения биологических индикаторов — радиоактивных изотопов, применяемых в медицине. В этой работе мог быть задействован экспериментальный бридер, и вся работа проходила бы именно на этой установке, то есть в четырех стенах.

— Вам не известны еще какие-нибудь проекты, которые мог обдумывать Лейзенби?

На вопросы такого рода отрицательные ответы почти гарантированы, и Джефф не удивился, когда все трое дружно затрясли головами.

Следующий вопрос имел бы вполне определенный смысл в наиболее подозрительных районах Вашингтона, но здесь, в Айдахо, прозвучал по меньшей мере глупо.

— Как вы думаете, у кого были причины убить Фрэнка Лейзенби?

Троица ошарашено молчала, но в этот момент дверь кабинета Лейзенби отворилась, и на пороге возникла Лассандра Кейн, державшая в руках коричневый гроссбух размером десять дюймов на четырнадцать.

— Простите, сержант Кинг, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Джефф медленно и очень осторожно сполз с табурета, опасаясь, что тот рассыплется.

— Мы еще понадобимся? — робко спросила Дженнифер Уоттс.

Первоклассный вопрос, ничего не скажешь, но не из тех, на которые мог уверенно ответить Джефф.

— Возможно. Возвращайтесь к работе, но если соберетесь покинуть здание, дайте знать, куда идете, — решил он наконец и последовал за Лассандрой. Та снова закрыла за собой дверь, показала Джеффу на единственный не занятый стул, а сама примостилась на более или менее свободном уголке стола и постучала пальцем по книге.

— Это журнал рабочих записей Фрэнка Лейзенби. Я уже говорила, что каждый сотрудник лаборатории обязан вести такой.

— Говорили. Но упоминали также, что его журнал не несет никакой полезной информации, поскольку то, над чем работал ученый, не имеет никакого отношения к записям.

— Вы умеете слушать.

— Большая практика.

Она протянула книгу Джеффу.

— Просмотрите страницы за последние три недели.

Он открыл книгу. Почерк Фрэнка оказался разборчивым и аккуратным, записи перемежались чертежами оборудования, графиками и таблицами таинственных переменных. Джефф принялся листать страницы. Потом вернулся назад. Последняя запись была сделана двадцать пять дней назад. Далее шли пустые страницы.

Он поднял голову. Лассандра не сводила с сержанта глаз, казавшихся огромными за толстыми линзами очков.

— Что все это означает, доктор Кейн?

— Попробую догадаться. Я всегда подозревала, что Фрэнк подделывал свой журнал. Нет, не хочу сказать, что он вносил туда неверные сведения, просто не вел журнал ежедневно, как полагалось сотрудникам исследовательского отдела. Но когда он занимался очередным проектом, то просто себя не помнил, не говоря уже обо всем остальном. Словом, одержимый. Потом, рано или поздно, вдруг спохватывался, что забросил записи, и быстренько, одним махом, заполнял пропущенные страницы. Это было видно, потому что страницы за целую неделю бывали исписаны одинаковыми чернилами и буквами одного размера.

— Но на этот раз он ничего не успел.

— Более того! Как я уже сказала, он заполнял журнал одним махом за всю неделю, но на этот раз прошло двадцать пять дней! Не знаю, чем он занимался, но, очевидно, был настолько погружен в свои мысли, что совершенно забыл про все окружающее, включая и этот журнал. Такого еще никогда не случалось. Думаю, перед смертью Фрэнк сделал какое-то открытие.

— И вы предлагаете это в качестве мотива?

— Не знаю. Что обычно является побудительной причиной?

— Убийства?

Джефф закрыл книгу и оставил на коленях.

— Если оно непреднамеренное, тогда гнев. Похоть. Деньги, если убийство произошло во время вооруженного грабежа. Глупость, когда речь идет о налете, скажем, на автомобиль. Но это убийство было обдуманным. То есть преднамеренным. Мы не знаем, каким образом оно осуществлено, но все говорит о хорошо спланированном преступлении. Поэтому мотивы другие. Ревность. Зависть. Жадность. Месть.

— Вы декламируете с таким видом, словно оглашаете список смертных грехов.

— А как вам кажется, почему их называют смертными?

Лассандра взяла у него гроссбух.

— Наверное, мне не следовало дотрагиваться до журнала? Как насчет отпечатков?

— Так или иначе, об этом поздно беспокоиться. Да и убийцу вряд ли интересовали несуществующие отчеты Лейзенби.

— В таком случае, каков мотив?

— Если мне будет позволено предположить… жадность.

— Жадность? Но у Фрэнка при себе почти не было денег, никаких драгоценностей, не говоря уже о том, что он из небогатой семьи.

— Знаю. Но все же это самое обоснованное предположение. Месть и ревность вряд ли стоит принимать в расчет, поскольку вы говорили, что у Лейзенби ни с кем не было близких отношений. Возможно, кто-то завидовал его научным достижениям, но вряд ли это повод для столь серьезного преступления. В любом случае он уже создал себе достойную репутацию, которую никто не в силах оспаривать.