Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной

Когда я впервые позволил себе мысли о браке, вот тогда я заметил, что смотрю теперь на Галку не как на Снежную королеву или Полярную звезду, а как на… В общем, мечта стала обретать контуры реальности, надо было только дождаться… ну и постараться как-то избежать «перехватчиков». Но на мою беду, где-то в начале второго курса Галкин отец выиграл в спортлото прямо-таки астрономическую сумму, что-то около 50000 рублей, они купили «Волгу», а Галка стала одеваться как кинозвезда. Ни внешне, ни внутренне она не изменилась, но, хоть и говорят, что в СССР все равны, лично меня этот невесть откуда взявшийся имущественный барьер прямо-таки отбросил от внезапно разбогатевшей Галки куда-то на задворки. Вот такое незавидное положение было у меня на личном фронте.

Ну а с Мишкой все было нормально. Правда, его мечта стать бойцом невидимого фронта еще усилилась. Во имя нее Мишка еще весной 1976 года — уж не знаю, какими путями и по чьей протекции, — вступил в не то совершенно подпольную, не то полулегальную секцию карате, скитавшуюся из подвала в подвал, усиленно занимался в ней, делая какие-то успехи. Я потому и не рассказываю так конкретно, что Мишка совершенно изменился: стал до предела вежлив, обходителен и таинствен, как сфинкс. Наряду с таинственностью он оброс мускулами, стал твердый как камень, и походка его обрела кошачью грацию. Поэтому, когда в марте 1978 года мне сказали, что Мишка, поскользнувшись на льду, упал и сломал ногу, я не поверил. При его тренированности и каратистской подготовке это было просто невозможно. Я, естественно, тут же побежал к нему в больницу. Он лежал там в классической позе с привязанной чуть ли не к потолку ногой и с огромными чугунными противовесами. На все мои вопросы, как это произошло, он отвечал знаменитой фразой: мол, шел, упал, потерял сознание, очнулся — гипс, открытый перелом. Этим ответом он довел меня до бешенства и рассказал правду только тогда, когда я был готов переломать ему и вторую ногу. Оказывается, Мишка хотел применить какой-то новый прием в поединке, но поскольку сам он об этом приеме слышал как о чисто теоретическом, причем от человека, который сам его не применял, то допустил какую-то грубую ошибку, получив при этом твердый удар пяткой в берцовую кость повыше колена. Мишкин противник сам не ожидал, что его удар получится настолько эффективным, и… Одним словом, гуру — так Мишка называл тренера — распорядился, чтобы Мишкин противник до полного Мишкиного выздоровления в секции не появлялся, а всеми силами способствовал этому выздоровлению. Причем делать он это должен был через астрал, чем и сам гуру собирался время от времени заниматься.

Если бы не мои занятия с Кубом, я, наверное, по крайней мере удивился бы: астрал, ментальность… Но дело в том, что Куб и сам на этом был помешан и меня почти убедил в существовании Бога и разной мистики. Нет, математикой мы тоже занимались. Куб растолковал мне основные понятия, на которых зиждется применение тех или иных приемов или подходов к решению почти всех задач в элементарной и даже высшей математике. И когда все это дошло до меня, я, во всяком случае, с математикой в объеме преподаваемого в техникуме курса стал справляться как с семечками. Но дело в том, что у Куба была еще собственная религия, которая существенным образом отличалась от православной, но объясняла существование Бога и потусторонних высших сил гораздо более реалистично, нежели Библия. Кроме того, в свете кубовской религии становились понятными и вполне объяснимыми некоторые обещания и пожелания самого Иисуса Христа. Впрочем, выполняя посмертную просьбу Куба, я ниже хочу поместить его рукопись, она многое прояснит, да и вообще, документ этот не только полезен и занимателен — возможно, он окажется для некоторых заветным ключом к личному счастью.

На мой недоуменный вопрос, мол, как же так, Иван Иванович, вы сами коммунист, а верите в Бога, Куб, помню, ответил мне довольно оригинально:

— Понимаешь, Юра, я, во-первых, не коммунист, а всего лишь член партии коммунистов. Что делать, если власть находится в их руках? Нормальный человек, мало-мальски думающий самостоятельно, давно заметил все противоречия между идеалами и действительностью. Ты же любишь фантастику, неужели, читая «Обитаемый остров» Стругацких, ты не понял, что Обитаемый остров — это наш СССР, где сознание людей затмили не «башнями», а элементарной ложью и страхом?

Действительно, стоило мне слегка пошевелить мозгами, как пелена с глаз упала и мир открылся мне в ужасающей своей серости и глупости. Боже мой! Почему же я сам не увидел этого раньше? Что же делать?

— А ничего. — Куб сказал мне это спокойно. — Ничего, Юра, не сделаешь. Живи как раньше и никому о том, что ты прозрел, не говори. Все решится само собой — придет время, и народ тоже прозреет. Но пока этого не случится, не высовывайся. Слишком ослепительную и заманчивую идею взяли большевики на вооружение. Она уже основательно поблекла, но все еще ослепляет очень много людей, особенно пожилого возраста, но я верю, что коммунизм рухнет еще при твоей жизни. Жди, у тебя впереди замечательные события. Я тебе даже завидую.

Да… С Кубом мы говорили об очень многом. Я, конечно же, не мог не поделиться с Мишкой. Но тот назвал Куба скрытой контрой, и больше я не откровенничал с Мишкой: черт его знает, что у него на уме.

Но сейчас Мишка лежал передо мной в нелепой позе, и по его щекам текли слезы. Я его понимал. Мишке было больно не столько от травмы, сколько от внезапного крушения его планов: куда ему теперь? Хотя врачи и уверяли, что нога срастется и будет как новая, стопроцентной гарантии, что владеть новой ногой Мишка будет с тем же успехом, они не давали. Мишку мне жалко было вполне искренне, но что делать, если уж так случилось?

Но тут вмешалась Галка Звягинцева. Она принесла Мишке трехлитровую банку с каким-то отваром и, ссылаясь на свою прабабушку-травницу, сказала, что нога Мишкина станет действительно как новая, если он будет ежедневно выпивать по полстакана этого снадобья по утрам и непременно натощак. Тогда она гарантирует Мишке, что нога его срастется в два раза быстрее и последствий он ощущать не будет, никогда и никаких. Мишка с благодарностью принял банку, и по выражению его лица я понял, что он уже в режиме ожидания завтрашнего утра.

Между прочим, из больницы его выгнали к концу того же марта, удивляясь могучей регенеративной способности Мишкиного организма.

Вечером первого апреля я зашел к нему домой. Мишка уже весь был в делах: в комнате отчетливо пахло разогретым флюсом, стол и вообще все свободное пространство были завалены различным радиохламом. Мишка трудился над чем-то весьма неприличного вида. Это нечто гордо возвышалось на столе над кучами радиоламп, полупроводников, конденсаторов и всевозможных резисторов.